Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Я не могу влечь тебя на смерть, Моника. Не зря боялся Сегундо, что «Люцифер» не выдержит груз. Виноват мой эгоизм, что я потащил тебя с собой. Мне не хватило мужества оторваться от тебя. Я страдаю, борюсь изо всех сил, чтобы остаться тем, кем и являюсь. Безумно я мечтал стать другим, изменить жизнь, чудом преодолеть расстояние, разделяющее нас.
– Какое расстояние, Хуан?
– Ты прекрасно знаешь. Пусть твое милосердие не лжет в решающий миг.
– Я ничего не понимаю, – Моника совсем запуталась. – Ты хочешь оставить меня здесь? Бросить?
– Рядом монастырь.
– Что ты говоришь? О чем ты вообще? Я не хочу оставлять тебя, Хуан!
– А я не хочу тащить тебя на верную гибель. Зачем ты заставляешь меня говорить ужасную правду? Моника, мне конец!
– Не верю!
– Уверен, Сегундо и остальных уже арестовали. Их заставят рассказать, где наше убежище. А я не сдамся, Моника. Выйду в море, пусть даже не отъеду слишком далеко.
– Так значит, ты солгал мне. Обманул меня!
– Я боролся с совестью и промолчал, но рассудок победил. Это не ложь.
– Это ложь! Не только меня, но и этих несчастных ты обманул.
– Для них нет обмана. Они прекрасно знают свою участь. У них та же судьба, что у меня: где есть несчастье или немного надежды. Надежды жалкой жизни, которая не для тебя, Моника да Мольнар.
– А если я ее принимаю?
– Не заставляй меня верить в несуществующий рай. Замолчи, Моника, замолчи, потому что если будешь и дальше говорить, у меня не хватит сил сделать то, что нужно, потому что я так сильно люблю тебя… так сильно…!
Он прижал ее, коснувшись губ огненным поцелуем; затем разорвал нежные узы и побежал к лодке, что качалась на волнах, а душераздирающий крик Моники умолял и взывал:
– Хуан! Нет! Нет! Не бросай меня! Забери меня! Разве меня волнует смерть!
Крик Моники затерялся в ночи, утонул в темных, беспокойных водах, которые гребнем поднялись и обрызгивали каплями пены протянутые руки, ослепленные глаза и пылающие огнем губы после незабываемого поцелуя, оставленного Хуаном им двоим. Теперь горький поцелуй разделял их, словно бездна, одновременно наполненный бесконечной нежностью. Первый и единственный поцелуй любви, который Моника больше не получит.
Огромная волна залила ее, но она не сдвинулась с места, пригвожденная к пляжу. Сердце, разбитое и ослепленное, будто на миг увидело блеск звезд в руках, оставляя на них обжигающий жар. Было лишь безумное желание сжать то, что минуту назад утекло сквозь пальцы. Высший дар, о котором она так мечтала, вырвали во второй раз в жизни. И самые печальные слова на свете прорвались рыданиями:
– Хуан, почему ты бросил меня?
Стоя на пляже и жадно всматриваясь в горизонт, она ждала света рождавшегося дня, чтобы увидеть надутые паруса дерзкой морской шхуны, которая ушла с тяжелым грузом, чтобы потерпеть неминуемое крушение, с отважным капитаном, чьи последние пленительные и мучительные фразы еще звучали в ушах Моники. Хуан Бога. Хуан Дьявол. Его безумное появление в ее жизни, как луч света и огня, благоухавший и терзавший ее… который наконец дал сбежать тайне в жестоком прощании… тот, кому еще возражают с мягкой укоризной нежные губы бывшей послушницы:
– Если бы я могла поехать с тобой. Если бы могла…
Она беспокойно посмотрела
– Как найти тебя? Как добраться до тебя, Хуан?
Оттуда виден весь город. Она почти в двух километрах от него. Воображение Моники, казалось, вспыхнуло. В Сен-Пьере есть лодки, шлюпки, корабли. Возможно, она найдет кого-нибудь, кто ее отвезет, но куда? Она находилась спиной к дороге и не видела полосу экипажей, приближавшихся к ней, транспортных средств, выезжавших из города, направляясь к домам горы Парнас. Одна из них сбавила ход и остановилась рядом. Дверца открылась, порывисто кто-то изумленно спросил:
– Моника! Неужели это вы? Я не сплю? Вы одна? Что вы здесь делаете? Я решила, что глаза меня обманывают, а теперь могу дотронуться до вас… Разве вы не…?
– Понимаю ваше удивление, Матушка.
– Кто с вами?
– Никого. Успокойтесь. К моему несчастью, я совершенно одна, потому что на мне лежит обязанность спастись…
Мать-Настоятельница Рабынь Воплощенного Слова ощупывала дрожащими руками мокрую одежду Моники, смотрела расширившимися от удивления глазами на ближайший пляж и неспокойное море, и с усилием сдержала вопросы, срывавшиеся с губ; три экипажа за ней остановились, раздвинулись занавески, показались черные головные уборы и удивленные лица. В их лицах было сочувствие и жалость. Очень бледное лицо, мокрые одежды, распахнутые глаза, скорбный взгляд сбившейся с пути бывшей послушницы – все это имело достаточную силу, чтобы настоятельница сказала:
– Я вижу, вы больны, Моника, и сказали, что одна. Поднимайтесь в мой экипаж. Мы едем в монастырь Доминики. Они пригласили нашу общину скрыться ввиду большой тревоги.
– Тревоги?
– Кажется, наступает конец мира, дочь моя, и сеньор Епископ велел уезжать из старого монастыря на Площади Виктора Гюго, – проговорила Мать-Настоятельница почти жизнерадостно. – Многие говорят, что ничего не случится. Мэр ничего не сделал, лишь издал указ и призвал к спокойствию жителей Сен-Пьера. Сказал, что едет губернатор, чтобы запретить выезд. Поэтому вместе с духовными дочерями я поспешила выполнить пожелание Его Высокопреосвященства. Возблагодарю Небо, что я встретила вас. Едем, поднимайтесь в экипаж!
– Нет, Матушка, я не могу поехать с вами. Я должна сесть на корабль и отыскать Хуана.
– Отыскать Хуана? – изумилась настоятельница. И с искренним удовлетворением спросила: – Вы хотите сказать, что Хуан Дьявол сбежал? О, простите! Вы зовете его Хуан Бога, и на самом деле…
– Он, говорит, что ему конец. Уверен в неизбежной смерти. «Люцифер» не вынесет груза. Боже мой, Боже мой!
– Дорогая дочь, боюсь, вы бредите.
– Нет, Матушка. Хуан привез меня на этот пляж, оставил и приказал спасаться, чтобы я была именно в этом монастыре, и что…