i 77717a20ea2cf885

Admin

Тишина вкупе с непривычным одиночеством давят на уши. Люблю быть одна, но когда что-то делаю, на кухне или за пяльцами, напеваю, чтобы не скучать. Голос у меня небольшой, камерный, сгодится разве что для самодеятельности или уютного домашнего концертика, но достаточно приятный.

Я сортирую нитки по цветам и мурлычу негромко, в тему.

Снова замерло всё до рассвета,

Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь,

Только слышно - на улице где-то

Одинокая бродит гармонь.

Потому что действительно бродит, да не частушки какие-то выписывает, а красивую мелодийку, пусть и незатейливую.

Акустика на кухне хороша. Стены в рабочей зоне выложены камнем, звук уходит вверх и резонирует с обитой металлом крышей, там, где вытяжка. Мне самой нравится, как звучит мой голос.

То пойдёт на поля, за ворота,

То обратно вернётся опять, -

Словно ищет в потёмках кого-то

И не может никак отыскать.

Песенка проста, но я обожаю её в исполнении Хворостовского. И в невольном подражании добавляю этакие бархатисто-оперные тона.

Веет с поля ночная прохлада,

С яблонь цвет облетает густой...

Ты признайся - кого тебе надо,

Ты скажи, гармонист молодой.

Может, радость твоя недалёко,

Да не знает - её ли ты ждёшь...

Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,

Что ж ты девушкам спать не даёшь?

Наверное, про какого-то там Петруху. Обрываю куплет, потому что слышу шорох за окном и деликатное покашливание.

– Хозяюшка!
– в оконном проёме появляется бородач. А, Петин заступничек!
– Ещё можешь?

– Тьфу на тебя!
– Я даже шарахаюсь.
– Ты что, подслушиваешь?

– Не, вышли с ребятами подышать, с крылечка услыхали. Голос больно душевный, наши бабы так не выводят. Спой ещё, а?

– Будет с вас.
– Я недовольна. Как бы Васюту не вывести из себя. То Петруха этот пристал, то спой им... Подумает, что я клиентов чем-то приваживаю, только этого не хватало!

– Спой!

– Иди-иди, - решительно захлопываю окно перед его носом.
– Концерт по заявкам им подавай!

И вообще, пора к Гале. Чтоб до ночи обернуться.

Вскоре заявляется и Васюта. Смущённый. От него немного пахнет вином.

– Ванечка, спела бы ты для ребятушек. Они ж в походах годами женского голосу не слышат...

– Годами...- якобы недовольно прерываюсь и закрываю шкатулку. С другой стороны, мне приятно.
– А кто меня вчера в зал не пускал?

– Так нынче другое дело. Одного отшила - другие не пристанут. Зауважали тебя, лапушка.

– Вот сейчас как дам больно... Какая я тебе лапушка?

Он улыбается, смешливо морща лоб. В тёмных глазах пляшут искорки. Так же улыбаясь, обнимает за плечи и тянет за собой в зал. Что, вопрос не обсуждается?

– Для тех, други, кто здесь недавно - вот хозяйка

моя, госпожа Ванесса, прошу любить и жаловать. И не обижать, ручка у неё тяжёлая.

– Да уж, и локоток не из лёгких!
– поддакивает кто-то из-за ближайшего стола.
– Видели уж...

Ах вы, ироды! Клоун я вам, что ли?

Пока я размышляю, а не двусмысленно ли для здешних мест звучит "Хозяйка моя", мне освобождают лавку. И протягивают... гитару? Я с радостью хватаюсь за гриф.

– А это здесь откуда?

– Инструмент иномирный, - с важностью поясняет сосед.
– Был тут у нас один из пришлых, потом к князю в дружину ушёл, а гитару оставил. Отпелся, голос сорвал. Мы бы и сами попробовали, - он смущённо косит на свои ручищи, - да повредить боимся.

Кто-то из попаданцев умудрился перенестись даже с гитарой.

– Давно он здесь? Пришлый?
– интересуюсь, подтягивая струны. Колки скрипят, надо поискать, чем смазать.
– Ушёл, поди, не меньше года, вон струны как провисли. Жаль, камертона нет.

– Точно, с год. Сороковник прошёл и решил остаться. Романтика, мол, а дома никто не ждёт...

Романтика. Кожаные куртки, брошенные в угол... Ка-Эс-Пе-шник или турист. А гитара хорошая, из бывшего ГДР. Заглядываю в круглое отверстие, где ещё сохранились остатки фабричной этикетки - так и есть, "Резоната". И ласково оглаживаю корпус.

– Лак потрескался, - говорю.
– Эх, мужики, у вас даже гитары боевые.

Петруха собирается встрять явно с какой-то пошлостью, но его одёргивают. Всем интересно.

Господи, ну, как дети малые. Незаметно их рассматриваю. Нет здесь сусальных картинных богатырей с огнём в глазах и седыми растрёпанными бородами. Есть здоровые крепкие ребята, и бритые, и бородатые, от обычных нашенских крепких парней не особо отличающие, разве что плечи немного шире, ростом немного выше, душой попроще, без закидонов и распальцовок. Возрастной диапазон от восемнадцати до сорока-сорока пяти. Отцы и дети.

И, откровенно говоря, мне они очень нравятся. Со своими строгими моральными устоями, немного смешными мне, как дитяти своего времени. С весёлыми бесенятами в глазах. С уважением ко мне, ба... женщине и окоротом распускающих руки Петрух. Отчего-то мне кажется, что ежели бы я не шарахнула ухажера, ему бы и так недолго пришлось меня лапать. Ладно, Муромцы, спою, чего уж.

Слушают они заворожённо. А смотрят-то как!

Я пою казацкие: "Ой, то не вечер, то не вечер!", "Любо, братцы, любо".

Я пою "Белой акации гроздья душистые".

Я пою Гамзатовских "Журавлей".

И случайно вижу Петруху. Одно ухо у него покраснело и заметно оттопырилось, глаза, зелёные, как первый берёзовый лист, наполняются слезами. Какой же ты Аполлон, умиляюсь я, ты самый настоящий Лель, пастушок былинный. Ну, Лелюшка, придётся тебе показать, каково это - растревоженным тобой девкам. А кто не любит слушать про любовь?