И мир погас
Шрифт:
Народ, звавший себя Оршастылбу, являлся кочевым, хоть и передвигался в пределах одной местности. В момент нашего приезда они разбили лагерь в самом благоприятном месте — о реки в центре полуострова, вблизи небольшой чащи.
Казалось, что мы с Карлайлом стали диковинкой, которую привезли на выставку. Остановившаяся повозка, запряженная оленями, в городе смотрелась инородно, но здесь стала частью единой картины, непривычной почти до дикости. Мужчина, ведший упряжку, вдруг засвистел, когда мы спустились, и из чумов начали выходить
— Чувствую себя невиданной зверушкой, — тихо произнес Карлайл, следуя рядом со мной меж жилых треугольных домиков из шкур, к центру поселения, где женщины и девушку занимались готовкой, пока дети играли в догонялки.
На звук наших шагов оборачивалось все больше загорелых лиц с узким разрезом глаз. У меня появилось едва ли преодолимое желание убежать.
— Приветствую гостей, — из-за спины послышался голос.
То был старец с длинной белой бородой с тростью в руке, но той было недостаточно, так что под другую руку его поддерживала немолодая женщина. Вдруг во мне возникло ощущение, что я пришла туда, куда не следовало. Я сделал шаг назад.
— Благодарим, что позволили нам остановиться у вас, — моя голова склонилась, — вам, наверное, уже сказали, что я писательница, желающая напомнить жителям империи о обычаях, которые раньше существовали на ее пределах…
— Раньше? — с некоторым отвращением переспросила женщина, поддерживающая старейшину. — Если другие и забыли о своих корнях, то не мы!..
— Будет тебе, Асту, — старец похлопал ее по руке, — мы все люди, хоть и хранимы разным, но начало и исход у всех един, так к чему эти распри? Моя семья примет вас.
Названная Астой смотрела на нас исподлобья даже провожая нас к чуму старейшины. Карлайл был до страшного напряжен, что совсем не успокаивало меня. Помнится, в городе я расстроилась, что нам дан лишь день для знакомства с местными, но теперь казалось, что едва ли мы вынесем сутки.
Оглядываясь в попытках снять напряжение, я заметила, что сурми, носимые здесь, значительно проще и изношеннее тех, в которые были одеты мы, что моментально прибавило к прочим неприятным чувствам смущение. Мы с рыцарем словно куклы в магазине дорогих игрушек.
Нам было позволено войти в чум, перед входом в который мы разулись и опустились у очага рядом со старейшиной на устеленный шкурами пол. Внутри было темно и душно, Асту покинула нас, оставив наедине с мужчиной и возившейся у огня старушкой.
— Ох, пустая голова, я же не представился. Мое имя Бей, я старейшина этого клана, а это моя жена Ушта, — его дряблая рука указала на женщину, — но она глухая стала, так что ответа от нее не ждите, да и языка вашего не знала никогда.
— Но вы так хорошо говорите, — с нервной улыбкой заметила я.
— По молодости ездил до города, пока не стал старшим, от того и учился, а женщинам нельзя покидать поселение, ведь их долг за огнем следить, да детей беречь.
Признаться, я не знала, как продолжить диалог. Мне казалось,
— Вот, дружок, угощайся, — старейшина подвинул к Карлайлу миску с чем-то блестящим и коричневым, — свежая оленья печень.
— Благодарю, но я не голоден, — до абсурдного спокойно отказался рыцарь, — но чай очень вкусный, благодарю.
Я даже не заметила, как женщины налили в пиалы горячий напиток, источавший сильный травяной запах. Среди неизвестных блюд я заметила кровяные блинчики, похожие на те, что готовят в Рутил зимой.
— Нравится?
— В столице тоже такие готовят, — ответила я, едва прожевав, — они всегда вкусные, хотя в детстве я сильно испугалась, когда узнала способ приготовления.
— Нечего пугаться крови, коли мясом питаешься, — старец улыбнулся беззубой улыбкой, — мы, Оршастылбу, всегда говорили, что все данное природой должно быть использовано полностью или не тронуто вовсе. Уж коли выдернул редис, то ешь и ботву, а с забитого оленя или свиньи даже кровь и копыта должны пойти в дело.
Я опустила взгляд. Конечно же этот мужчина знал, что за пределами полуострова совсем другие понятия, знал, что мы живем иначе, но все же мне стало неловко.
— Бей, я хотела узнать, а почему вы кочуете? Разве не лучше построить крепкие дома и жить в них?
— Мы привычные к движению, деревяные и каменные дома для нас все равно что быть закованным по колено в лед. Наш народ всегда в движении, мы следуем зову природы, что дала нам жизнь и ее однажды отберет, но мы верим, что к своему последнему дню мы должны нанести минимум ущерба земле. Коли мы застрянем в одном месте, то перебьем всех зверей в лесу, да выловим всю рыбу. Так ли должно отплачивать земле, что несет нас на себе? А посевы? Они же съедают землю изнутри! Нет, люду нечего делать на одном и том же месте. Да и вон, глянь, у меня 7 дочерей! Каждая из них родила в разных местах, но в одном чуме, все их дети видели разные части их родины и смотрели на звезды с холмов, полей и берега океана. Ешь-ка, ешь.
У меня в руках была тарелка с чем-то, что плохо поддавалось определению.
— Это китовый жир, очень полезно, кушай.
Разве его едят? В рутил его использовали в качестве лекарства и было оно очень дорогим. Оглянувшись на принесших еду женщин, я с удивлением поняла, что они ушли.
— Наши женщины тихо ходят, знают, что духам топот не нравится.
— Духам?
— Да, нашим предкам. Ты же не думала, что мы живем так без чьей-либо помощи? — старейшина заплетал косу из своей бороды. — Я уж точно не самый старый здесь, лишь старший из живых. Погляди-ка, чай кончился у тебя, дай долью.