И мир погас

Фернандес Лина

— Верно.

Ракель смущенно отошла за наши с Эмили спины, уступив место рыцарям.

— Ваше Величество… — женщина с младенцем на руках выглядела напуганной, словно ожидала потерять голову, — почему вы здесь?

— Я пришла за советом к наставнице Терезе.

— Что нас ждет, Ваше Величество? — хоть голос и был слышен четко, я не видела говорившую. — Слухи о предстоящей войне правдивы?

— Все так.

Мне было больно смотреть на их возгласы и перешептывания, понимать, что для них это означало прибытие еще пары десятков женщин, боящихся за свою жизнь, однако я сделала

все возможное. Я откупилась от востока герцогством Плутарха, заключив в обмен на земли мирное соглашение, согнала всю армию на запад, надеясь закончить все быстро. В глазах этих женщин был тот же страх, что сжимал мое горло, когда я подписывала назначение Адама на фронт. Потому что кронпринц должен воевать за свою страну, ведь иначе его не признают, ведь он не мальчишка, а будущий император.

— Стоит ли нам беспокоиться?

— Нет, до сюда война точно не дойдет, а с западными землями я планирую закончить за 3 месяца.

Альянс должен сдаться раньше. Зимой воевать крайне сложно из-за проблем со снабжением, так что мы надеялись этого избежать.

— А императрица останется с нами на ужин? — вновь подала голос девочка.

Смотря на ее розовые щечки, я гадала, понимала ли она, что это не настоящий мир. Понимала ли она, что ее мать бежала от краж, изнасилований, от возможности быть украденной в рабство. Этот город — спасение или клетка, в который ты запираешься добровольно?

— Конечно, — согласилась за меня дочь и опустилась на корточки, дабы быть на одном уровне с малышкой, — слышали, у вас сегодня праздник.

— День листопада! Пора прощаться с листиками! — она подобрала один из желтых листов с земли и протянула Эмили. — Смотри, какой красивый!

* * *

Теодор вернулся во дворец. Благодаря его способности новости с передовой доходили в кратчайшие сроки, однако даже уникальный дар имел ограничения по расстоянию, так что его нахождение в столице было куда важнее.

В городе не было постоялого двора, однако были пустые дома за счет постепенного расширения, спонсируемого графиней Курт. Мы устроились в одном из таких, готовясь к вечернему застолью прямо на площади у храма, но у меня не хватало сил даже на то, чтобы собрать волосы. Мои глаза раз за разом обращались к собственной руке, которой я подписала назначение сына.

— Разве император не отправлялся на фронт в еще более раннем возрасте? — слышался голос Ракель за закрытой дверью небольшой комнатушки.

— Это совсем не умоляет моего беспокойства, — Эмили казалась на грани слез, — мама ведь даже подписала указ об отказе от этой жуткой традиции, но мой брат все равно должен исполнить свой долг по настоянию сената, а при вступлении на трон утвердить закон. Даже сейчас для них слово мужчины важнее. Все надежды на то, что хотя бы мой племянник не будет обязан рисковать своей жизнью…

— Ну что вы, принце… герцогиня, с кронпринцем все будет в порядке, ведь у него еще нет наследника. Как вам эта прическа?

— Собери волосы повыше, — она вздохнула, — знаешь, я могла бы верить в силу слов Богини, но разве я не доказательство ее ошибки? Каждый раз смотря в зеркало я словно слышу, как эти волосы и глаза кричат мне, что мой брат может

погибнуть. Уже через неделю он отправится туда, где его поджидает смерть, а даже если Богиня защищает его от гибели, то спасет ли она его от ран, страха и боли?

Я вышла из комнаты дабы прервать диалог.

— Пойдемте, нас ждут.

Вереница столов разных размеров и высоты, букеты из пожелтевшей листвы и теплое вино. Свечи, игра на лютне и звон бубенцов, топот мелких ножек и смех. Сначала нас сторонились, однако Эмили легко нашла общий язык с местными, и вот уже дамы окружили нас со скромными и не очень вопросами.

Моих сил хватило ненадолго. Извинившись, я вернулась в домик, предчувствуя приступ головной боли. В маленькой темной комнатке с единственной масляной лампой, на холодной постели я, разгоряченная вином, открыла дневник бывшего императора, моего мужа Дориана. В тот вечер я решила, что меня устроит любой ответ: если мои воспоминания правда, то я смогу найти в записях мужа поддержку, а если же все было ложью, то во мне родится злость, а из нее — сила идти дальше.

Подчерк был ровным и уверенным, однако текст лишь местами был связным, словно ложился он на листы в разные времена и без особой цели. Совсем не похожий на мои структурированные дневники, написанные не ясно зачем и кому, этот текст был просто потоком мыслей.

'Странно ли спустя годы вспоминать когда-то ужасные воспоминания без толики тревоги? В 12 лет череда похорон ознаменовала начало новой эпохи и моего правления. Сколько гробов в тот год было сожжено в столице и как много истошных криков в ночной темноте слышали эти каменные стены?

Стоять перед мамой в храме было странно, а еще страшно уронить корону. Помню, мои глаза тогда постоянно обращались к девочке у моего плеча с диадемой на голове, а все мысли были о том, что я теперь должен оберегать ее. За день до коронации камергер сказал мне, что я должен заботиться о всей империи, что все ее жители за моей спиной. В 12 лет я стал щитом для 56 миллионов человек и дочери Богини.

Дочь Богини рядом казалась воплощением идеала, представленного храмом. На меня возложили корону, доверили судьбы, однако я, монарх, смог призвать Анима в тот же год, что и моя юная жена. Помню зависть от ее хвастовства в момент первого призыва, обиду и гнев, что я, старше на 3 года, до сих пор не сумел нечто настолько элементарное для правящей семьи. Позднее, получив в услужение духа, я не смог скрыть обиду от заурядного таланта, вверенного мне. В тот день я с ужасом осознал радость от гибели матери, ведь мне казалось, что ее, уверенную в моей исключительности, подобный талант бы разочаровал.'

'Жена являлось главной радостью моей жизни. После смерти родителей, когда мы еще больше походили на брата и сестру, чем на супругов, я с трудом осознавал, что девочка с огромными синими глазами будет привязана ко мне до самой смерти. Казалось, она упорхнет так же легко, как и все те дворянские дети, посещавшие дворцовый город с главами семей. Время сглаживало сомнения, притупляло эмоции и вот нахождение Бель рядом стало настолько органичным и правильным, что даже годы, прожитые во дворце до её приезда, казались лишь чудаковатым сном.