И пусть их будет много
Шрифт:
Выдержал паузу. Затем продолжил:
– Я безмерно благодарен судьбе и моему другу, графу де Грасьен, за то, что вы теперь находитесь здесь. И у меня есть возможность просить вас о помощи. Надеюсь, вы не откажетесь послужить Франции так, как только могут сделать это воины верные и смелые.
Мориньер завершил витиеватую свою фразу легким поклоном. Не поклоном даже - так... едва заметным движением корпуса в сторону собеседников. Клементина смотрела на него и не узнавала. Он говорил слишком много и пылко. Не узнавала она, впрочем, и Лароша с Бриссаком. Те, с чьих лиц в последнее время не сходило
Клементина наблюдала с удивлением, как быстро они переменились. Повеселели, подобрались. Стали снова, как это было в самом начале их знакомства, похожи друг на друга, как два солдатика из одной коробки с игрушками.
Едва она подумала об этом, как оба молодых воина проговорили в унисон, вытянувшись в струнку:
– Вы можете на нас положиться, сударь.
Мориньер улыбнулся. Или ей показалось? Во всяком случае, в лице его образовалась легкость - как бывает, когда главный вопрос решен и осталось уточнить мелочи, не имеющие, в сущности, особого значения.
Он кивнул:
– Я не сомневался, благодарю.
Продолжил говорить:
– А теперь, господа, думаю, я должен ввести вас в курс дела...
Клементина поднялась, подошла к окну. С этого момента слышала только обрывки: "...расклад сил на политической арене...", "...реорганизовать армию и увеличить ее численность..."
Когда снова повернулась к собеседникам лицом, Мориньер завершал свою речь:
– ... Это означает, как вы понимаете, господа, что наступает время, когда бесстрашные и напористые воины получают возможность возвыситься, покрыть неувядающей славой свое имя. И, наконец, добиться признания, которого они, без сомнения, заслуживают.
Ларош и Бриссак стояли навытяжку, сияли.
Когда Мориньер закончил, спросили:
– После выполнения задания, мы должны вернуться сюда?
Мориньер выдержал паузу. Будто раздумывал. Сделал несколько шагов к Клементине. Взглянул на нее - ей показалось с изрядной долей лукавства. Потом вернулся обратно, остановился напротив двух товарищей.
– Думаю, справедливо было бы рассудить так... Если вы, господа, сочтете, что служба в доме графа де Грасьен - то, чего вы более всего желаете, вы, несомненно, можете вернуться и продолжить служить здесь. Графу де Грасьен, думаю, будет только спокойнее, если вы, два молодых и сильных мужчины, будете охранять покой графини де Грасьен и многочисленных домочадцев. Но, если вы по завершении вашей миссии, - а в успехе ее я не сомневаюсь, - решите остаться при маршале Тюренне и воевать, как и полагается настоящим мужчинам, во славу Франции, уверен, господин де Грасьен не будет возражать. Кому как не ему понимать, что высший долг мужчины - служить Франции и Его Величеству. Со своей стороны я могу предложить вам поддержку. Я напишу рекомендательное письмо. Если сочтете нужным, передайте его господину маршалу. Он определит вас в свои войска. А уж там, я могу гарантировать, вам будет чем заняться.
Получив ответ, Мориньер подошел к столу, написал несколько слов на листе. Сложил его и передал Бриссаку.
– Вот. Этого будет вполне достаточно.
– Никогда прежде, - обратилась к Мориньеру, - не замечала, чтобы вы говорили это трогательное "мне нужна ваша помощь"... И часто вы теперь прибегаете к такому сильному средству? Вы сегодня употребили эту несвойственную вам конструкцию трижды. Что - люди, в самом деле, не могут вам отказать?
Он улыбнулся весело.
– Как правило, не могут. Я скажу вам больше. Я очень надеюсь, что закон этот распространяется и на вас, потому что именно теперь как нельзя более мне понадобится и ваша помощь, графиня.
Она вопросительно изогнула бровь.
Мориньер улыбнулся этой ее намеренной театральности. Ответил:
– Сегодня мы покинем вас, графиня. Но спустя дней десять, возможно, снова окажемся в ваших краях... Так вот, я хотел просить вас позволить моему другу, господину Обрэ, какое-то время погостить в вашем доме.
Клементина взглянула на Жака Обрэ. Он смотрел на нее, улыбался открыто и дружелюбно. Она кивнула ему приветливо:
– Буду рада.
Обернулась к Мориньеру.
– Я не вижу причин для отказа.
Мориньер выглядел удовлетворенным.
– Вы очень меня выручили, сударыня.
– А вы меня сегодня очень удивили, сударь, - ответила.
– Вы так долго и вдохновленно говорили о заслугах Лароша и Бриссака... Мне даже стало казаться: еще немного - и они оба лопнут от гордости. С чего это вы были так велеречивы?
– Что же тут странного?
– усмехнулся.
– Все хотят выглядеть достойно, желают быть понятыми и оцененными по достоинству. Чем при этом меньше люди уверены в себе, тем более они нуждаются в громком, - желательно, как можно более многословном и убедительном, - признании своих заслуг. За то время, что бедные мальчики находились при вас, они едва не зачахли от безделья и тоски. Так что реабилитация требовалась срочная и интенсивная.
– И вы? Вы тоже нуждаетесь в этом?
– она взглянула на него вызывающе.
– В чем?
– В безусловно положительной оценке ваших подвигов и доблестей?
Он посмотрел на нее прямо. Ответил коротко:
– Я сказал уже - все.
Глава 25. Легюэ
Жак упорно предпочитал теплому мориньеровскому "друг" более честное, как ему казалось, - "слуга".
Так вот, Жак Обрэ-слуга расставался со своим господином на развилке дорог. Сдерживал возбужденно гарцующего жеребца. Слушал последние наставления Мориньера.
Прошло три недели с момента их отъезда из замка Грасьен. Несколько дней они провели в пути. А остальную, большую часть времени, - в Марселе, в бесконечных, утомительных переговорах.
Закончив дела, спешно отправились в обратный путь. Скакали бок о бок, как могли быстро - до этой самой развилки, с которой дороги расползались устало по сторонам, как две только что выползшие из змеиного клубка гадюки.
Одна дорога, слабо извиваясь, вела на север, в сторону Парижа. Другая, делая, по мнению Жака, огромное количество лишних изгибов, поворотов и петель, - в Грасьен.