Иди и не греши. Сборник
Шрифт:
— Теперь ты понимаешь, насколько это серьезно? — проговорила Марина, и я не сразу понял, что она обращается ко мне.
До сих пор мы сохраняли дистанцию.
— Извини, я к тебе на «ты», — спохватилась она. — Ты не против?
— Нет проблем, — сказал я. — Как ты думаешь, что же все-таки произошло?
— Это было похищение, — сказала Марина убежденно.
— Какой-то чайник похищение это устроил, — заметил Вадим не оборачиваясь. — Не очень профессионально.
— И слава Богу, — испуганно выдохнула Марина.
— Вы нашли
— Мы поехали, — сказал Вадим. — Но ее там уже не было. Миша говорит, что там пахло лекарством. Наверное, эфиром.
Я помолчал.
— Тут возникает деликатный вопрос, — начал я. — Могу я его задать?
Марина вздохнула.
— Конечно, можешь. Я отвечу честно, Паша, я сама не знаю, кто его отец. Это было время очень нерегулярных отношений, как ты понимаешь.
— Тогда почему ты исключаешь возможность, что это был действительно кто-то из тех, кто считает себя его отцом? — спросил я.
Вадим усмехнулся, глянув на нас в зеркальце, и сказал:
— Маша, тебе придется составить список подозреваемых.
— Нет, — сказала Марина жестко. — Никакого списка не будет. Я не хочу никаких расследований.
— Что? — удивился Вадим. — Ты хочешь оставить его безнаказанным? Пусть повторяет попытку?
— Я постараюсь поскорее оформить Мишу в пансионат, и это будет решением проблемы. А пока, я договорилась, его будут охранять по двойной ставке.
— Это не снимает проблемы, — сказал я. — Если мальчик теперь стал наследником порядочного состояния, то, наверное, многие захотят объявить себя его родственниками.
— Вот именно, — хмыкнул Вадим. — Маша, это чревато скандалом.
Она приоткрыла окно и выбросила недокуренную сигарету.
— Насколько опасен для меня такой скандал? — спросила она деловито.
Вадим даже обернулся назад от удивления, хотя мы ехали по мосту, и отвлекаться ему не следовало.
— Ты спрашиваешь, насколько опасен для нас скандал? — переспросил он озадаченно. — Хм, я даже не подумал об этом…
— Вот и подумай.
— А не позволишь мне все-таки поискать среди твоих прежних поклонников? — спросил я.
— Может получиться прекрасная передача, а? — сказал Вадим весело.
— Может, — согласился я.
— Кстати, о передаче, — вспомнил Вадим. — Павел Николаевич, нам с вами надо составить контракт по тому вопросу, что вы вчера обсуждали.
— Вы знакомы с Гуркиным? — спросил я.
— С Лазарем Александровичем? — переспросил Вадим. — Незнаком, но весьма наслышан. Он у вас работает?
— Он у нас теперь финансовый директор, — ответил я. — По вопросам контрактов можете связываться прямо с ним.
Вадим хмыкнул и покачал головой.
— Я знакома с Лазарем Гуркиным, — сказала Марина. — Он был в числе тех, кто… Впрочем, это неважно. Нет, Паша, не надо искать среди моих прежних поклонников. То, что прошло, то прошло.
Они высадили меня у телевидения, хотя рабочий день почти закончился, и у меня не было срочных дел.
— Паша, что случилось? — забеспокоилась она.
— Ничего, — сказал я. — Скажи, Лазарь Александрович не появлялся?
— Нет, — ответила она. — Звонил, чтобы ему прислали папку с контрактами по «Караван-сараю», и я отослала Витю.
— Я у себя, — сказал я и прошел в свой кабинет.
Ветеран областного телевидения Лазарь Александрович Гуркин работал у нас финансовым директором условно, потому что возраст и занятость не позволяли ему посвятить себя нашему делу целиком. Мы использовали его обширные связи и почитаемое имя лишь в самых неотложных случаях, а в остальном справлялись силами собственных молодых экономистов. Ему было лестно участвовать в шоу-бизнесе, да и нам его участие было весьма полезно.
Я позвонил к нему домой.
— Паша, милый, я сам хотел тебе звонить, — сообщил мне Гуркин. — Похоже, эти негодяи из «Фараона» тебя надули на пару-тройку лимонов…
Речь шла о съемках в новом ресторане «Фараон», и Гуркин проверял предъявленные к оплате счета. Я ему этого не поручал, но он охотно занимался подобными проверками, категорически осуждая нас за бездумные траты.
— У меня к вам другой вопрос, — сказал я. — Вам знакома наша эстрадная знаменитость Марина Рокша?
— Марина? — переспросил он. — А что ты хотел о ней знать?
Эта его еврейская манера отвечать вопросом на вопрос могла кого-нибудь и умилять, но меня порой уже начинала раздражать.
— У нее есть сын, — сказал я. — Ему двенадцать лет. Меня интересует, как он появился на свет.
Некоторое время он вспоминал, что-то бормотал в сторону или про себя.
— А что, собственно, тебя интересует? — спросил он. — Обычно дети появляются на свет известным способом…
— Кто его отец? — спросил я.
— Откуда я могу это знать? Или ты подозреваешь в этом меня? — он захихикал.
— Да, подозреваю, — сказал я. — Потому что вы ведете себя как-то подозрительно, Лазарь Александрович. Могли бы просто назвать имя человека, к кому мне следует обратиться, а не устраивать заседание Государственной Думы.
— Понял, — посерьезнел он. — Тебе нужен Алик Колобродов, это его открытие. Знаешь Алика Колобродова?
— А кто это? — спросил я, чувствуя, что фамилия эта мне уже попадалась.
— Забытый гений, — сказал Гуркин. — В семидесятые годы у него была своя группа, она называлась «Полосатые штаны». За эту группу он принял много страданий от прежних властей. Был скандальной фигурой, но с ним считались. Тогда он прозывался Алекс Колброд, на английский манер. Был завсегдатаем всех молодежных сборищ, и все такое. С началом перестройки он было воспрял духом, но потом быстро разочаровался и спился.