Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)
Шрифт:
– Боже!
– Бостонская мафия начала нервничать в 1927-м, - продолжал Бен.
– Два раза Губи допрашивала полиция. Первый раз - в Бостоне по поводу убийства какого-то гангстера, и его отпустили через два часа. Второй раз - в Мэльдене - дело было хуже. Речь шла об убийстве двенадцатилетнего мальчика. Труп был выпотрошен.
– Бен!
– она осеклась.
– Боссы Марстена выручили его (наверное, он знал о них слишком много), но в Бостоне Губи кончился. Вот тогда он перебрался в Салем Лот и залег. Не выходил из дому. По крайней мере, мы так думаем.
– О чем ты?
– Я кучу
– Ты считаешь, что там было что-то другое?
– Я не знаю. Но ни одного из этих четырех не нашли. Никакой охотник не наткнулся на скелет, никакой бульдозерист не выкопал его из гравия. Губерт и Бидди жили в доме одиннадцать лет, и в это время исчезали дети. Ты спросила, о чем моя книга. Коротко: она о возвратной силе зла.
Она схватила его за руку:
– Ты же не думаешь, что Ральфи Глик?..
– Был схвачен мстительным духом Губерта Марстена, который возвращается к жизни раз в три года в полнолуние?
– Да, что-то вроде...
– Не спрашивай меня, если хочешь, чтобы тебя успокоили. Не забывай, я тот ребенок, который открыл дверь в спальню на верхнем этаже и увидел, как он висит на балке.
– Это не ответ.
– Да, не ответ. Позволь мне сказать тебе еще кое-что, прежде чем я объясню тебе, что я думаю. Минелла Кори сказала мне, что в мире есть злые люди. Действительно злые, по-настоящему. Иногда мы слышим о них, но чаще они действуют в полной неизвестности. Она сказала, что на ее долю досталось проклятие знать двух таких людей. Один - Адольф Гитлер. Другой ее зять Губерт Марстен.
– Он помолчал.
– Она рассказала, что в день смерти своей сестры была в трехста милях отсюда - в Кейп Коде, служила там экономкой. Она как раз делала салат в большой деревянной миске. Примерно в два часа дня она почувствовала что-то вроде удара по голове и услышала ружейный выстрел. Она говорит, что упала на пол. Когда она поднялась (в доме никого больше не было), оказалось, что прошло двадцать минут. Она взглянула на миску - и закричала. Ей показалось, что миска полна крови.
– Боже, - пробормотала Сьюзен.
– Через минуту все пришло в норму. Никакой головной боли, ничего в миске, кроме салата. Но она знала - знала!
– что ее сестра умерла, что она убита выстрелом в голову.
– Это только ее рассказ.
– Только. Но она не шутник с богатой фантазией, она старуха, у которой не хватило бы мозгов на ложь. Но это, в конце концов, меня не беспокоит. Такого рода явления уже достаточно известны. В то, что Бидди передала сообщение о своей смерти за триста миль, мне не так трудно поверить, как в то зло - действительно чудовищное зло, которое мне иногда видится скрытым в недрах этого дома.
Ты спросила меня, что я думаю. Я скажу. Я думаю, что в телепатию людям верить легко, - эта вера им, в общем, ничего не стоит и не мешает спать по ночам. Но мысль о том, что зло, сделанное человеком, может жить после него, беспокоит сильнее.
Он взглянул в сторону Марстен Хауза и проговорил:
– Я думаю, этот дом может быть марстеновским памятником злу.
– А теперь в нем опять живут.
– И опять кто-то исчез, - он повернулся к ней и взял ее голову в ладони.
– Видишь ли, мне это и присниться не могло, когда я сюда возвращался. Я собирался снять его и... ох, не знаю. Победить свои страхи, что ли... Или, может, лучше окунуться в темную атмосферу, чтобы написать книгу на миллион долларов. Как бы то ни было, я думал, что смогу контролировать положение. Я ведь не был уже девятилетним мальчишкой. Но теперь...
– Что теперь, Бен?
– Теперь в нем живут!
– он потерял власть над собой и ударил кулаком по ладони.
– Теперь я не контролирую положение. Исчез маленький мальчик, и я не знаю, что это значит. Это может вовсе не относиться к дому, но... я не верю, что не относится.
– Призраки? Духи?
– Необязательно. Может, просто безвредный парень, который восхищался домом в детстве, купил его - и стал... одержимым.
– Ты знаешь что-нибудь о...
– начала она в тревоге.
– О новых арендаторах? Нет. Я только гадаю. Но я предпочитаю, чтобы это была одержимость, чем...
– Чем что?
Он произнес просто:
– Может быть, еще один злой человек.
Анна Нортон высматривала их в окно. Она уже звонила к Спенсеру. "Нет, - сказала мисс Куген с явной издевательской усмешкой, - здесь их не было. Не заходили".
"Где ты была, Сьюзен? Ох, где же ты была?"
Губы ее исказились в беспощадной уродливой гримасе.
"Уходи прочь, Бен Мерс. Уходи и оставь ее в покое".
– Сделай для меня одну вещь, Бен.
– Все что угодно.
– Не говори обо всем этом больше никому в городе. Никому.
Он улыбнулся:
– Не беспокойся. Я не спешу в психиатричку.
– Ты запираешь свою комнату у Евы?
– Нет.
– Я бы впредь запирала. Тебя подозревают.
– Ты тоже?
– Может, и подозревала бы, если б я тебя не любила.
И она торопливо пошла по подъездной дорожке, оставив его смотреть вслед.
Вернувшись к Еве, он обнаружил, что не может ни писать, ни спать. Поэтому он забрался в "ситроен" и после минутной нерешительности направился к Деллу.
Там было дымно, людно и шумно. Оркестр брал громкостью то, чего не мог взять качеством. Около сорока пар, почти все в голубых джинсах, толклись на танцевальной площадке.
Стулья около бара были заняты рабочими с фабрики и стройки. Рабочие носили одинаковые грубые ботинки и одинаково пили пиво из стаканов.
Три официантки с вышитыми золотом именами на белых блузках (Джекки, Тони, Ширли) кружили между столами и стойкой. За прилавком Делл наливал пиво, а в другом углу человек, похожий на ястреба, смешивал коктейли.
Бен направился к бару, огибая танцплощадку, и вдруг услышал:
– Бен, приятель! Как дела?
Возле бара сидел Хорек Крэйг с недопитым стаканом пива.
– Привет, Хорек, - Бен сел рядом. Он обрадовался знакомому, и ему нравился Хорек.
– Решил испробовать ночной жизни, парень?
– Хорек улыбнулся и хлопнул его по плечу.