Игра Канарейки
Шрифт:
Вскоре пошёл словно неуверенный неторопливый дождь.
Биттергельд выругался, Канарейка ударила лошадь пятками, и та ускорилась. Впереди уже виднелись столбики дыма, стоящие над хибарами Вересковки.
Канарейка слышала, что год с чем-то назад по деревне прошёл Дикий Гон. Вересковка была разрушена, заснежена, а жители бесследно исчезли. В округе о месте пошла дурная слава, и долго никто не решался прийти в эту некогда богатую и цветущую деревушку.
Но теперь жизнь, очевидно, возвращалась в Вересковку. Беженцы
На въезде в деревню топтался на месте и размахивал от безделья своей палицей толстый мужик в доспехах с синими лилиями. Завидев Канарейку и Биттергельда, он тут же вытянулся, напустил на себя строгий вид и скорчил серьёзную мину, будто он охранял двери в главную сокровищницу Империи, не меньше.
– Куда ехаем-с, милсдарыня? – спросил мужик, когда лошадь остановилась возле него. Нахмурился, заметив, что оба всадника – нелюди.
– От дождя укрыться, милсдарь, – мягко ответила Канарейка, придерживая капюшон.
– У нас нет корчмы, – отрезал мужик. – Чтобы шпикам нильфов нечего было здесь рыскать.
– Мы что, похожи на шпиков «чёрных»?! – воскликнул Биттергельд.
Мужик замялся, причмокнул губами и нахмурился.
Несмотря на то, что Империя Нильфгаард фактически одарила милостью Темерию, оставив её целостной и практически свободной, привыкшие защищаться жители Севера не оставили подозрительности и враждебности к имперцам. Реданцы в этом смысле были как-то спокойнее – все что угодно было лучше, чем полоумный Радовид.
– И правда, не похожи, – выдохнул наконец мужик.
– А есть дом, в котором можно остановиться? – спросила эльфка.
– Ехайте. Там сарай большой зелёный. Можно выпить и попроситься на ночь. Только без выкрутасов.
– Спасибо, милсдарь.
Вересковка не выглядела затерянной и запустевшей: она была тяжело больна, но не мертва. На крышах многих домов были наброшены соломенные стога, а дыры в стенах заколочены досками. Совсем безнадёжные строения, чинить которые не было смысла, потихоньку разбирали на брёвна, пристраивали к их стенам нелепые маленькие халупы. Женщин было мало, в основном – мужчины, видимо, дезертиры.
Канарейка не узнавала Вересковку. Она запомнила её совсем другой тогда, когда эльфка была здесь в последний раз. Здесь пахло не опилками и краской, а хмелем и свободой. У неё здесь был дом, семья, был Каетан…
В большой сарай жители Вересковки натащили столов и лавок и стали собираться там, чтобы перекинуться костями или сыграть партию в гвинт.
Биттергельд, непривычный к езде верхом, с удовольствием плюхнулся на лавку. Канарейка положила рядом с ним вещевой мешок.
– Сразу поедешь, ушастая?
Канарейка кивнула. Она бы с удовольствием погрелась и просохла, выпила бы горячего вина или мёда, но чувствовала,
– Где он?
– На западе, в паре миль в лесу опушка.
Канарейка собралась идти, но гном ухватил её за полу плаща. Эльфка обернулась, Биттрегельд поднял на неё взгляд.
– Карина, если ты не вернёшься к началу заката, я поеду за тобой.
Канарейка натянуто улыбнулась.
– Сиди здесь, Бит. Стереги вещи и пей. Ничего не случится.
Эльфка развернулась и вышла на улицу.
Конечно, с ней ничего не случится. Только она может застрять там надолго.
Дождь усиливался. Капли стучали по листьям, струями стекали с крон и пригорков. Лес был хорошо знаком Канарейке, она помнила буквально каждое дерево – как оно ещё было маленьким кустиком и как быстро росло, став теперь гигантом, подпирающим небо. Большим настолько, что эльфка не могла его обхватить.
Сбоку по лесу петлял ручей, бился о камни и шумел так, будто он был немногим уже Понтара. Весь лес громыхал от дождя, его обитатели спрятались от него же. Безжизненный и оглушающе громкий.
На Канарейку будто разом свалилось всё, что с ней произошло. Хотелось рассказать всё, до последнего слова и мига, как в детстве, совсем давно, прижаться к родной прямой спине, спине воина и убийцы, который сделал Канарейку собой.
Канарейка свернула с тропы, пробралась через заросли дикой малины и мелких дубов, вышла на поляну. Деревья склоняли к ней свои кроны, образовывая живую крышу, через которую не пробивался ни дождь, ни солнечный свет. Каетан часто ходил сюда, говорил, что это место напоминало ему Брокилон.
Эльфка села на землю возле большого плоского камня, будто растущего из земли. На его отполированной временем поверхности было выцарапано одно-единственное слово – athair*.
Лес вокруг гремел и раскачивался от порывистого ветра, только эта поляна словно находилась в каком-то параллельном мире или под магическим куполом.
Канарейка опустила капюшон, прошептала, наклонившись к камню:
– Caedmil, Kaethan.
Он часто ходил сюда, обретал здесь покой и смирение, а Канарейка и не могла пожелать ему большего. Поэтому, когда его убили, эльфка оставила тело эльфа здесь, чтобы он соединился с этим лесом, с этой поляной. Чтобы она всегда знала, где его искать.
Комментарий к XXVI. Смерть
Athair. –Отец.
Caedmil, Kaethan. – Здраствуй, Каетан.
Астарожна, хэдканоны и тлен
========== XXVII. Vita ==========
Очередная глава о далёком прошлом, плод моего воспалённого воображения.
Да простит меня Мелитэле за мою ломаную Старшую речь.
Что-то кончается, что-то начинается.
Кто-то очень мудрый
Каетан считал, что ему пришлось слишком рано учить её держать нож и лук.