Игра Канарейки
Шрифт:
– А что, люди так не делают? – холодно спросила Канарейка.
Хозяйка замялась.
– Делают… Но вы выглядите подозрительнее. Воры так выглядят.
Биттергельд уже готов был распалиться матерным экспромтом, сложной многоэтажной конструкцией, но Канарейка положила руку ему на плечо и вытащила из кармана кошель.
– Нам нужна комната. Сколько?
– Де… Двадцать крон.
– Сколько?! – переспросил гном.
– Пятнадцать, – выдохнула хозяйка.
Канарейка отсчитала монеты и высыпала их на стол. Хозяйка показала им самую
Эльфка опустилась на другую перину. Нога снова болела, колено будто бы пульсировало. К тому же отчего-то разболелся живот и ныла от долгой езды верхом задница. У Канарейки было ощущение, что у неё сейчас нет частей тела, которые не болят. Хотелось спать, но боль мешала, эльфка думала об Ольгерде, прокручивала в голове его настойчивые поцелуи и пыталась найти ответ на вопрос – делал ли он всё это только для того, чтобы убедиться в её сговоре с О’Димом?
На улице громко разговаривали кметы, из корчмы доносился стук кружек и посуды, пахло дымом и горелым. Ещё с час помучав себя мыслями и догадками, Канарейка всё-таки заснула.
Комментарий к XXIV. Хамелеон
приоткрываю занавес тайны и снова ухожу от каноничного сюжета в глухие дебри :)
========== XXV. Распутье ==========
Любовь смеётся над рассудком. И в этом её притягательная сила и прелесть.
Фрингилья Виго
Спала Канарейка беспокойно, то и дело просыпалась, ворочалась и комкала расстеленный под собой плащ. В конце концов ей надоело, она встала и подошла к окну. Уже вечерело, воздух стал по-вечернему прохладным и мягким.
Биттергельд ещё спал.
Хотелось или напиться, или разрыдаться. Эльфка всё никак не могла выбрать между этими двумя удовольствиями, в итоге взяла лютню и направилась к корчме.
Народу было немного. В дальнем углу сидели друг на против друга и негромко о чём-то говорили мужчина и женщина в капюшонах, двое кметов перебрасывались костями, методично напивался возле стойки усатый татуированный детина, а хозяйка в центре зала возила по полу веником.
Не самая благодарная публика. И всё равно. Денег было в достатке, просто хотелось петь.
Канарейка остановилась посредине зала, прислонилась к столбу и провела по струнам лютни. Лёгкая неторопливая мелодия сорвалась из-под её пальцев, всё в корчме внезапно утихло и прислушалось к звукам, которые были здесь непривычны и редки. Как можно было понять из названия, «На распутье» находилась на пересечении нескольких оживлённых трактов, ведущих к столицам. Все путники были смертельно уставшими и нуждались только в ночлеге и харчах – чтобы утром снова отправиться в путь. Музыки никто не жаждал.
И плевать.
Канарейка запела:
Закат раскинулся
Ты травы завязал узлом и вплёл в них прядь моих волос.
Ты слал в чужие сны то сумасшедшее видение страны,
Где дни светлы от света звёзд.
Мужчина режущим жестом закончил разговор со своей собеседницей, развернулся на лавке к Канарейке. Он откинул капюшон и плотоядно улыбнулся.
Эльф. На месте его правого глаза зияла пустая глазница, рассечённая чёрным уродливым шрамом.
Канарейка играла, смотрела на эльфа с красивыми прямыми чертами лица, обтёсанными ветром.
Господином Горных Дорог назову тебя;
Кто сказал, что холоден снег?
Перевал пройду и порог, перепутие,
Перекрестье каменных рек.
Эльф потянулся за пазуху за чем-то, на его шее мелькнула скоя’таэльская татуировка. Он достал изящную и вообще как-то не вяжущуюся с его внешним видом флейту, стал деликатно и негромко подыгрывать.
Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово “страх”.
О, не с тобой ли все пропавшие, погибшие в горах,
Что обрели покой там, где пляшут ветры под твоей рукой
На грани ясного утра?
Спутница эльфа, женщина, тоже опустила капюшон. Она обладала какой-то странной угловатой красотой, обычно свойственной эльфским чародейкам. Но она была человеком, а человеческая магичка обязательно исправила бы в себе недостатки внешности, как, например, крупноватый нос и шрам на шее.
Господином Горных Дорог назову тебя, облака
Кружат стаей перед грозой.
Наша кровь уходит в песок, позабудь её, и она
Прорастёт тугою лозой.
Эльф окончательно втянулся в ритм и мотив, играл с явно читающимся удовольствием, черты его лица словно сгладились и стали мягче. Губы растянулись в полуулыбке. Его спутница смотрела на эльфа с нежностью, которая каким-то куполом обволакивала их обоих.
Канарейке даже стало завидно. Было видно, что эти двое прошли через многое и теперь словно остались на тихой поляне посреди леса. Хотела бы Канарейка найти такую поляну для себя.
Я хотела остаться с тобой,
Я уже успела посметь.
Пахнет снегом прозрачная боль –
То ли даль, то ли высь, то ли смерть…
Канарейка закончила играть, заглушила струны. Эльф снова ощетинился, как будто издевательски два раза хлопнул в ладоши, положил флейту на стол перед собой и глотнул из фляги.
Канарейка стала просто наигрывать разные мелодии. Она так отдыхала. Одноглазый эльф и его спутница переговаривались о чём-то, иногда бросали на певицу быстрые взгляды, словно они были с ней знакомы, но всё никак не решались заговорить.