Игра Канарейки
Шрифт:
– Куда едем? Вареник и трансвестит мне все уши оттрахали, нужно скататься в Новиград, показаться им.
– Мне нужно навестить Каетана.
Гном молчал. Он не был знаком со старым скоя’таэлем, но что-то слышал о нём. Биттергельд не до конца понимал связи между ним и Кариной. Знал только то, что все проблемы эльфки отращивают ноги именно из воспитания Каетана.
– Тогда нужно написать этим чудикам письмо.
– И придёт оно как раз к тому времени, как мы вернёмся, – хохотнула Канарейка.
– Что за деревня? – спросил
– Вересковка, – шепнула эльфка и стукнула лошадь пятками. Та протяжно заржала, перешла в галоп.
– Загонишь! – воскликнул гном, вцепившись в седло и гриву лошади.
– Остановимся в «На распутье», – буркнула Канарейка и замолчала.
Молчала очень долго, так, что солнце успело выкарабкаться на небо. На Биттергельда давила эта тишина, но он просто не знал, как говорить с такой Канарейкой. Не с бойкой, задиристой и наглой, а тихой, грустной, выжатой.
Ему, конечно, было, что сказать. Но преимущественно матом. Это не то, что нужно услышать в утешение.
Канарейка думала, что наконец сбежала. Пыталась себя убедить в этом. Наделялась, что всё провалилось, ничего не восстановить и не вернуть. Но чувство, что она как в том сне летит на острые камни из окна высокой башни, не оставлял её.
Она не могла знать, что всё шло как раз по плану Гюнтера О’Дима, простого торговца зеркалами.
Комментарий к XXIII. Окончание
мы тут с моей замечательной бетой ускакали вперёд главы на три, поэтому, так и быть, выложу эту пораньше:)
всем тлен и обломинго
========== XXIV. Хамелеон ==========
Зло перестало быть хаотичным. Перестало быть слепой и стихийной силой…
Сегодня Зло правит законами – ибо законы служат ему. Оно действует в соответствии
с заключёнными мирными договорами, поскольку о нём, Зле, подумали, заключая эти договоры.
Геральт из Ривии
Было это, кажется, в месяц Бирке того года. Канарейка толком и не помнила этого вечера, потому что обильно заливала свою очередную сердечную драму краснолюдским спиртом. Драма, впрочем, была весьма посредственной, не имела ни средних, ни даже малых масштабов, а просто служила поводом для качественной пьянки. В Новиграде в то время была только одна корчма, в которой на нелюдей не косились с опаской и презрением и прямо за стойкой не грозили сдать страже.
«Хамелеон».
Напротив Канарейки сидел её недавний знакомец – мужчина со смоляными глазами и какой-то жутковатой холодной улыбкой.
Пару месяцев назад эльфка ехала ночью по тракту в сторону Новиграда и заметила неподвижную фигуру на обочине. Мужчина оказался вежлив, галантно попросил взять его с собой, мол, его лошадь и все пожитки украли. Канарейка согласилась.
Попутчик оказался немного странным. Иногда он вычурно говорил с незнакомым лающим акцентом, доставал
Он оказался умным, хоть и немного чудным, собеседником, знал много историй и был полезен в пути. Вместе они путешествовали с месяц, потом Канарейке предложили чрезвычайно выгодный контракт, и ей пришлось сбросить своего спутника с хвоста.
Снова они встретились только в середине Бирке, за одним из столиков в недавно открывшемся «Хамелеоне».
– Что, Грегор, как жизнь?
– Гюнтер, – терпеливо поправил мужчина.
– Да, точно. – Канарейка сделала обильный глоток прямо из бутылки. – Как твои зеркала, продаются?
– Сейчас не сезон, – проговорил Гюнтер, сложил голову на руки и чему-то улыбнулся.
– Ясно… – Канарейка повела головой, её взгляд на несколько секунд провалился в пространство перед собой. Она была как раз в том состоянии, в котором ты ещё способен почти связно и очень много говорить, но уже не вполне контролируешь своё тело.
Эльфка наклонилась вперёд, глотнула ещё, доверительно зашептала мужчине:
– Вот, Грегор, знаешь ли ты, почему я сейчас так надираюсь?
Гюнтер качнул головой.
В «Хамелеон» зашла девушка с пепельными полосами и уродливым шрамом на щеке . Рыжий краснолюд, сидевший у стойки, спрыгнул с табурета и повёл гостью на второй этаж, оглядываясь и негромко что-то говоря.
Гюнтер проводил их взглядом, вернулся к Канарейке.
– Не знаю.
– Всё ты, чёрт, знаешь…
Господин Зеркало выпрямился, внимательно посмотрел на эльфку.
Канарейка несколько минут молчала, задумчиво разглядывала музыканта, натужно колотящего по струнам. Очень странно, но при такой манере игры у него всё равно получалась очень даже пристойная, красивая мелодия. Вообще, народ здесь был не по временам беспечен и приветлив, словно бы не наседали сейчас на Новиград с одной стороны нильфы, а с другой – горстка выживших в бойне бешеных северных королей. Которые и между собой при этом не забыли перегрызться.
– Никогда, – вдруг сказала Канарейка. – Никогда не спи с «белками» .
Гюнтер с почти дружеским участием слушал её исповедь.
– Вот вроде зовутся белками, а мрут как мухи. Так и назвались бы мухами. Жужжат что-то о свободе, заразу всякую разносят… Вот он даже не рядовым был. Командиром. Смеялся над смертью, говорил, что бессмертный. В первую нашу встречу даже прово… провоци… это… вал. Чтобы я напала. Ты слушаешь, Грегор?
– Слушаю.
– А я ведь что. Любила я его что ли? Утром сегодня один из его отряда догнал, сказал, что вот, под таким деревом он теперь навсегда лежит. А я всё сижу тут. Пью. Вот пила бы я, если любила бы?