Игра Канарейки
Шрифт:
Ей было одиннадцать, когда озлобленный на участившиеся нападения «белок» кмет прямо на улице схватил Карину за шкирку и принялся колотить. Девочка перепугалась, не стала метаться и сопротивляться, повисла у него в руках, не издавая ни звука. Мужчина стал бить её в живот, бросил на землю, в исступлении орал, схватил лопату и ударил девочку древком по рёбрам. Несколько мужчин собралось вокруг. Они ругались и размахивали руками, но никто даже не подумал остановить разошедшегося кмета.
В какой-то момент, когда слёзы уже кончились, а на теле, кажется, не осталось живого места, появился Каетан, которому о происходящем рассказал соседский мальчишка, друживший с Кариной.
К этому времени Каетан успел привыкнуть к девчонке. Она сильно помогала ему в быту – за столько лет он так и не научился толком жить с одной рукой. Да и скрашивала его жизнь эта маленькая серьёзная для ребёнка пройдоха. Её бросили совсем малышкой, а этого, по мнению Каетана, не заслужил никто.
Он жалел её? Возможно. Это были все чувства, которые он к ней испытывал? Совсем нет. Каетан с огромной радостью вмазал бы этом мужику по роже или вовсе проткнул его своим старым эльфским гвихиром. Но тогда люди ополчились бы против него, убежище скоя’таэлей было бы потеряно, и как результат самого Каетана убили бы «белки». За предательство.
Поэтому эльф сделал всё молча, с каменным бесстрастным лицом, даже не поднял взгляда на кмета. Забрал девочку и понёс её домой.
Кмет сломал ей ребро и оставил вместо боков два страшных, почти чёрных пятна. Перелом и синяки заживали долго, но всё же прошли под внимательным и немного даже навязчивым присмотром эльфа-травника. А вот страх и ненависть к людям остались с ней ещё на много долгих лет. Когда к травнику приходили посетители, она спускалась в подвал под каким-нибудь важным предлогом, и не поднималась, пока чужаки не уходили.
Со временем это стало проходить, её друг – соседский мальчишка долго и настырно искал с ней встречи. Один раз Каетан открыл ему дверь и даже пустил внутрь. Тогда Карине не осталось ничего, кроме как наконец посмотреть страху в глаза. Она заговорила с мальчиком, и тот так страшно обрадовался, что стал приходить чаще, оставался в доме эльфов и помогал подруге со сбором трав для Каетана.
Они были ровесниками, но человеческий ребёнок рос быстро, головой не поспевая за собственным телом. Эльфы взрослели медленнее. И пусть её друг стал рослым молодым человеком, а самой Карине исполнилось семнадцать, она всё ещё выглядела как ребёнок. Ей некуда было торопиться, в её распоряжении триста лет – для человека настоящая вечность. Зато друг торопился так, словно не планировал жить больше двадцати. С их общего шестнадцатилетия в сторону Карины посыпался ворох сальных шуток и комментариев, которые она усердно пропускала мимо ушей. Она выглядела как ребёнок, и, пусть и понимала всё, чувствовала себя ребёнком, что абсолютно естественно для эльфа её возраста.
На семнадцатом году её жизни случилось то, что Канарейка до сих пор помнила во всех деталях, хотя и старалась забыть.
Друг её, хоть уже и ставший добропорядочным вызимским кметом, страдающим ксенофобией и расизмом, а нет-нет, но заходил к давней подруге. Как выяснилось вскоре, со вполне определённой целью. Он решил, что знакомая с детства Карина доступна, не откажет ему, да и вообще, почему бы и нет – им обоим по семнадцать.
Один раз она ему отказала.
Но был и второй.
В тот день Каетан ушёл в город, продавать вызимскому травнику зелья и настойки. Карина брела домой с корзиной трав, фруктов и гусиных яиц. Навстречу из-за дома вывернул юноша, чудовищно ей обрадовался и позвал на реку – снимать сети.
– Я не могу, – ответила Карина. Тягуче, будто говорила на Старшей
Друг напросился идти с ней, перехватил корзинку и первым вошёл в дом. Карина даже не успела ничего возразить. Когда за ними захлопнулась дверь, по спине эльфки пробежал холодок. Друг посмотрел на неё плотоядным взглядом. Его будто подменили. Он сел за стол, сложил голову на руки и наблюдал за перемещениями Карины по комнате.
Когда она раскладывала травы по ящикам, вдруг почувствовала его руки у себя на пояснице, тело, прижимающееся к ней сзади. Карина судорожно попыталась сообразить, что происходит, стала искать взглядом нож или любой другой острый предмет, но на столе стояла только чарка. Девочка схватила её, замахнулась, чтобы бросить назад, но «друг» перехватил её руку и заломил за спину, грубо уложил её на столешницу животом. Карина теперь еле доставала ногами до пола. Она попыталась пнуть его, но он подошёл вплотную, задрал юбку эльфки и стал шариться своими грубыми противными ей руками. Она закричала. Но кто бы пришёл ей помочь?
– Ты же уже взрослая, Карина, – сопел «друг», явно пытаясь одной рукой стянуть с себя штаны. – Твой папаша вернётся нескоро, мы успеем развлечься.
Своей грязной лапой он забрался под нижнюю рубашку, принялся лапать её между ног. Было больно и унизительно. Слёзы стояли в глазах, превращая стол и стену перед ней в одно тёмное пятно. Очевидно, наигравшись, «друг» резко задрал подол платья эльфки, откинул его ей на голову.
У Карины не было сил сопротивляться. Она безвольно лежала на столе, думая о том, чтобы это всё поскорее закончилось, он ушёл, и она могла наконец зареветь. В голос, громко, растирая слёзы по щекам.
«Друг» сзади резко дёрнулся, очевидно, опуская штаны. Он с силой подался вперёд, и Карину пронзила острая боль. Она не знала, что это так больно.
Вдруг его будто резко что-то рвануло назад, эльфка, улучив момент, скатилась со стола на пол. Закружилась голова, сквозь слёзы Карина увидела, как «друг» оседает на глинобитный пол со свёрнутой шеей и лезвием гвихира Каетана, торчащим из живота. Сам эльф стоял позади него с такой яростью на лице, которой девочка ни разу не видела.
У его ног лежали травы, высыпавшиеся из лежащей на боку корзинки.
Карина не привыкла показывать слабость. Но тогда она не могла с собой ничего поделать. Она зарыдала в голос, надрывая горло, сидя на полу и путаясь в подолах собственных юбок. Каетан молча сел рядом с ней и обнял. В первый и, кажется, последний раз. Прижал девочку к своей груди сильной рукой. Может быть, ей показалось, но его плечи тоже подрагивали.
Нужно было срочно уезжать. О парнишке спохватились на следующий день, заплатили ведьмаку. Тот побродил по округе, после чего сам, похоже, расстроившись, авторитетно заявил, что кроме утопцев, здесь никого нет. Ночью на улицы стали выходить патрули. Когда в пропаже мальчишки, часто якшавшегося с нелюдями, обвинят нелюдей, было только вопросом времени. Если бы в деревню сейчас приехали «белки», начались бы беспорядки. Случилось именно то, чего Каетан так боялся. Помимо агрессивных кметов теперь за ним будут охотиться «белки». Он убил человека, нарушил естественный ход вещей, положение дел в деревушке. Убежище теперь было небезопасным. Они быстро собрались, забрав самое необходимое, уехали ночью, скакали буквально куда глаза глядят, пока не обнаружили глухую забытую всеми деревушку недалеко от границы с Реданией. Называлась она Вересковка. Здесь эльфы и остались.