Игра Канарейки

Solongoy

– Не знаю! – взвыл тот.

Эльфка нахмурилась.

– О’Дим. И даже не хотел скрыть, что это он.

– Убей его, – сказал атаман, кивнув на пленника.

Сэимуса аэп Тальесина, мелкого нильфгаардского дворянина, забило крупной дрожью. Он трясся как заяц у эльфки в руках. Хищник и добыча поменялись местами.

И хотелось сделать всего одно резкое движение – разрезать ему горло, прикончить быстро и чисто. За чудовищные два дня в сырых пещерах, где только ленивый ею не воспользовался, за нестерпимую боль в ноге, за унижения и страх.

Рука

твёрдо держала карабелу. Для убийцы это был не первый раз. И она могла это сделать, чего уж там, хотела, но что-то её останавливало. От напряжения и силы, с которой она держалась за рукоять, руки одолел тремор.

– Не будешь? – спокойно спросил атаман.

Эфесом эльфка резко ударила нильфгаардца под дых, тот рухнул на пол как мешок с дерьмом и задышал тяжело и отрывисто.

– Идём.

Ольгерд усмехнулся, с готовностью распахнул окна каюты. Внизу обманчиво спокойный Понтар ласкал волнами корпус «Королевы Элиссы».

Хотелось возразить: всё-таки прыгать в Понтар – не самая умная идея, но нильфгаардец вдруг пришёл в себя, на удивление громко позвал на помощь. Двери распахнулись почти сразу, два матроса влетели в каюту, но успели увидеть только спины Ольгерда и Канарейки, прыгающих в воду.

Матросы метнулись к окну и выглянули вниз, растерянно провожая взглядами убийцу и атамана.

Они оба чувствовали себя в воде уверенно, быстро гребли к берегу. До него было каких-то полстае.

А Гюнтер О’Дим, демон с перекрёстка, стоял в доках Новиграда и без труда наблюдал за тем, как в двух морских милях от него эти двое, два его должника и цели, пытаются выйти сухими из воды. Воды, в которою он сам их завёл.

Комментарий к XXXIX. Вода

*Bloede aep arse! – Какое-то жуткое эльфячье ругательство. Что-то про «старую» и «жопу».

========== XL. Обман ==========

Жить надо так, будто нет никакого завтра.

Ольгерд фон Эверек

На краю леса, возле которого Канарейка и Ольгерд вышли на берег, стояла старая рыбацкая лачуга. Её крыша была похожа на одну сплошную дыру, а от пола и вовсе осталась всего пара досок, но у неё всё же было одно неоспоримое преимущество – стены. Свежий вечерний бриз пробирал до костей, и мокрая холодная одежда тоже не способствовала тому, чтобы согреться.

Атаман и эльфка нанесли сухих веток и прутьев, сложили костёр на земле прямо внутри лачуги и стали пытаться добыть огонь. Канарейка чиркала огнивом дрожащими руками, а Ольгерд старался сообразить что-то с помощью магии. Но получался у него только сине-зелёный огонёк, который едва ли причинил бы вред хоть какому-нибудь дереву.

Наконец огниво дало скудную искру, и, приложив к этому порядочно усилий, они всё же добились жаркого пламени.

Отяжелевший от воды кунтуш тут же полетел на доски, вслед за ним – рубаха и сапоги. Атаман остался в одних штанах, сидел опасно близко к огню, ничуть не боясь обжечься. Канарейка задумалась на мгновение, но всё же решив,

что не собирается коченеть в мокрой одежде, тоже принялась раздеваться.

Оставшись в одной нижней рубахе, эльфка устроилась спиной к огню и принялась выжимать волосы, глядя в землю. Почувствовала на себе взгляд атамана. Мокрая льняная рубаха определённо не скрывала всего, что стоило бы скрыть.

– И чего ты там не видел?

Ольгерд хмыкнул, убрал с лица налипшие мокрые волосы.

– Да вот мне и самому интересно.

Канарейка развернулась, протянула руки к огню, пытаясь согреться. Её колотило.

Ледяная вода Понтара никогда толком не прогревалась, даже летом, а в этом Блатхе, скудном на тёплые деньки, только седьмицу назад с берегов сошёл лёд.

Атаман привстал, расправил кунтуш, на котором сидел. Кивком головы позвал Канарейку сесть рядом. Она прикусила губу, поднялась неуверенно и примолстилась рядом с Ольгердом. Тот положил ей руку на плечо, притянул ближе к себе так, будто это было обычным делом.

Они сидели так молча, пытаясь согреться. Кожа Ольгерда была горячей. Пальцы Канарейки – холодными.

Вдруг в каком-то порыве атаман обнял эльфку, аккуратно, будто она была стеклянной, прижал к своей груди. Выдохнул ей в макушку. Этот порыв странной обжигающей нежности со стороны Ольгерда был странен и даже почти испугал Канарейку.

Так они сидели несколько слишком, просто невозможно приятных тихих минут. Только потрескивал огонь, да вдруг поднявшиеся волны бились о берег.

Ольгерд и сам отвык от этого, он не знал, что до сих пор может испытывать что-то подобное. Будто он всё ещё зелёный мальчишка, впервые притронувшийся к соседской девочке. Можно было бы убедить себя, что это просто жар, что он уже успел подхватить какую-то лихорадку, пока болтался в ледяной воде, но это было бы обманом.

– Я знаю, как можно согреться по-другому, – прошептал Ольгерд.

Этой, по сути мерзкой клишированной фразой, вычитанной из бессмысленных пикантных книжонок, атаман хотел разрушить маленькое чувство, пригревшееся у их ног будто маленький зверёк.

Но почему-то не сработало. Канарейка повернулась к нему лицом, легко и нежно коснулась губами его губ. С трепетом, бьющимся в груди словно птица, боясь спугнуть осторожного зверька, атаман провёл руками по плечам эльфки. Она подняла на него взгляд огромных серых глаз, которые не могли принадлежать такому юному телу – в них было много боли, смертей, мыслей.

Ольгерд сдерживал себя, старался быть осторожным и ласковым. Рыжие отблески огня трепетали на коже, испещрённой шрамами. Розовое небо потемнело, стало быстро чернеть, оно будто пробуждалось от дневного сна, один за другим открывая глаза-звёзды.

Эльфка молчала. Он медленно гладил её, будто не решаясь притронуться, целовал её спину, гладил волосы и мягко касался груди.

– Ты урод, Ольгерд, – выдохнула Канарейка. – Кого ты сейчас жалеешь?!… Меня?.. А перед нильфом горазд хвастаться, как оттрахал меня всюду?! Так давай уже!