Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Далеко, — говорит она. — Уж если мне представился шанс сбежать из этого городишки, поверь, я не остановлюсь, пока не отъеду от него за тысячу миль.
Я смотрю на нее — пока она разглядывает Джеки — и вижу. Там и в самом деле только дождь, и холод, и серость, как ранним ноябрьским утром.
— А он неплохо выкручивается, без лапы-то, — говорит девушка.
Вот это — и еще она не спрашивает про взрослых. Два очка на ее счет. И указатель на Портленд — проезжайте, мэм, путь открыт.
— Сперва прямо, увидите
Я вытягиваюсь во фрунт и козыряю, когда «Форд» плюется пылью из-под капота и двигается дальше.
Не люблю, когда спрашивают о родителях. Я знаю, что всегда жил в непокрашенном доме вверх по холму, вместе с Джеки. Я могу рассказать про вещи, что были всегда: золотые колосья пшеницы, которую никогда не соберут, облупившийся почтовый фургон, лежащий кверху боком в овраге недалеко отсюда.
Я могу рассказать о старой заправке Эда: три безукоризненно красные колонки, неподвижные в желтоватом свете четырех часов пополудни. Таблички с ценами висят, как флаги давно разбитой армии.
Там никого нет.
Через полчаса дорога снова зашуршала. На этот раз — дама в элегантном «Крайслере», в элегантном костюмчике, в шейном платке под цвет машины. Назвала меня «милым мальчиком» и стала охать-ахать на Джеки.
— Знаешь, милый мальчик, я, кажется, заблудилась.
Я насупился, молчу. Сейчас еще попросит взрослых позвать.
Она чуть помялась и продолжает:
— Я решила сделать тут круг на машине. Повспоминать... Мы часто ездили здесь с моим покойным мужем... А теперь вот никак не могу выехать на шоссе.
Я в нее вгляделся — и увидел только асфальт и асфальт, бесконечно убегающий из-под колес.
— А давно умер ваш муж?
Она смутилась — так, будто ее попросили вспомнить таблицу умножения.
— Около десяти лет назад...
По такой дороге можно колесить долго, а потом ненароком свернуть на бензозаправку.
— Поезжайте прямо, до развилки. Там будет поворот на Джексонвиль — увидите, там указатель. Это сельская дорога, но по ней вы выедете на шоссе.
— Спасибо, милый мальчик.
Мне достался доллар, дверь седана хлопнула вежливо, почти неслышно.
Перед самым выездом на Джексонвиль у нее сядет батарея, дамочке придется дожидаться кого-нибудь, чтобы «прикурить». Я видел того, кто придет ей на помощь, мне он вполне нравился — чуть ее постарше, давно разведен, взрослые дети за пол земного шара отсюда. Джентльмен, не из тех, кто бросит даму посреди дороги. А дальше... дальше пусть сами разбираются.
Потом мы с Джеки ждали долго-долго. Успели развернуть наш пикник и запить сухари вечным лимонадом. Я выковыривал застрявшую в зубах мяту и смотрел на горизонт; Джеки улегся в пыль рядом со мной, высунув язык.
Я люблю тех, кто появляется днем. Солнце не обманешь, оно будто просвечивает их насквозь.
Дорога послала мне парочку. Нормальные с виду — бывают такие, что
— Ох... надо было все-таки лететь самолетом. Такая жара... — Особого недовольства в ее голосе не было.
— Да ладно. Теперь я бог знает, когда сюда вернусь...
— Теперь ты такие места будешь на «Сессне» пролетать, — сказала она, и засмеялась, и поглядела на него, ища ответного смеха. Он улыбнулся, но потом вышел из машины, прислонился к дверце и стал смотреть на небо.
— Какое чистое, — сказал он, а потом перевел глаза на меня, а там — будто детская мольба: «Не увозите меня, пожалуйста».
— А куда вы едете?
— Скажи ему, Фил, — велела она из машины, радостно сияя темными очками. Она вообще была радостная. — Мы едем в большой город, в Сан-так-его-Франциско!
— Ладно тебе, Пэм. — Парень улыбнулся. Он казался таким спокойным и уверенным... а в глазах вот такое.
Мама, папа, не хочу уезжать.
Чаще это у детей бывает — им не дают выбирать дорогу. Но чтоб у взрослого...
Только одна вещь может помешать взрослому человеку выбрать путь.
Насколько я знаю, потом он сильно об этом пожалеет.
— Потому что Фил у меня самый лучший, — сообщила женщина.
— Да уж, самый лучший, особенно по части дорожных карт, — усмехнулся парень. — Слушай, дружище, может, ты подскажешь, как отсюда выбраться? Мы вроде ехали по нужной дороге, а потом... — Он развел руками.
— Конечно, подскажу. Это просто, вы езжайте прямо, на развилке вправо, а потом увидите указатель. Там так и написано — Сан-Франциско.
Под ее взглядом парень потянулся за кошельком и вытащил для меня новенькую банкноту. Видно, это входило в его новый образ — успешного дельца из Сан-Франциско, или кого там она видела.
Они уехали, и пшеница заколыхалась им вслед. На дороге, куда они свернут, неожиданно пойдет дождь, потом у них забарахлит мотор, потом окажется, что они опять свернули черт-те куда... и так далее, пока она не выскочит из машины, громко хлопнув дверью, и не пойдет пешком — в сторону ближайшего мотеля.
Они помирятся. Потом. Но так у него, по крайней мере, будет время подумать.
Я ведь не всемогущий.
Дорога, по которой едут на бензоколонку Эда, — самая одинокая на свете. Она — плохое место... Люди приезжают на покалеченных машинах, глаза у них очень усталые и будто стеклянные. Эти ничего у меня не берут, только просят показать направление. Джеки от них забивается в пшеницу, поджав хвост, но, сдается мне, они и так не обратили бы на него внимания.
Живые тоже бывают. Я помню одного: он хлебал мой лимонад, будто пил последний раз в жизни. Да так оно, наверное, и было.