Игры зверей
Шрифт:
У Кими была гавайская гитара – укулеле, с которой она не расставалась. Гитару сделали на фабрике, где она работала, и ее личный вклад тоже был в этом инструменте. Иногда, выпив, Кими играла на гитаре и пела. Из ее груди (самой выдающейся среди девушек Иро), из пепельных глубин плоти поднималось, словно доверху наполненное водой ведро из колодца, звучание голоса, и люди быстро забывали, как неумело она поет.
В девять вечера в «Буревестник» пришли Кими, Мацукити, Киёси и еще трое парней. С их появлением вечернему спокойствию наступил конец. Киёси окликнул Кодзи, и тот перебрался от барной стойки
Кими, как обычно, принесла укулеле. Ветерок от вентилятора добивал до столика и развевал ее растрепанные волосы, пока она пила свой виски с содовой и со знанием дела рассказывала, как делают гавайские гитары.
Первым делом в нужном порядке раскладывают части, из которых собирается гитара: верхняя дека из красного дерева, нижняя дека и гриф – из клена. В деке фрезой вырезают резонаторное, или звуковое, отверстие, и его розетку украшают декоративной целлулоидной наклейкой. Этим как раз и занималась на фабрике Кими. Изогнутые боковины, придающие корпусу гитары форму тыквы, получают вывариванием досок в кипятке и последующим сгибанием их до требуемого вида с помощью электрической пресс-формы. Потом идут другие, более тонкие операции: изготовление и приклеивание накладок, пластиковых креплений, шлифовка кромок на корпусе. Высочайшей квалификации требует крепление грифа к корпусу – эту работу доверяют самым опытным и придирчивым мастерам.
После наклейки ладовой накладки из розового дерева на лицевую часть грифа инструмент полируют тканью и отправляют на лакировку. Затем на идеально отполированный инструмент натягивают четыре нейлоновые струны, и укулеле готова издать первые звуки.
Кими держала гитару в руках; строгий блеск темного красного дерева в свете лампы напоминал полированный агат или залитую багровым светом грудь человека, злоупотребляющего выпивкой. Казалось, этот небольшой, похожий на тыкву предмет источает томность упругой смуглой плоти рано созревшей девушки. Он был словно специально изготовлен, чтобы дразнить и обольщать своим легким и свободным звучанием. А если заглянуть через резонаторное отверстие внутрь корпуса, можно было увидеть целый набор волнующихся теней, форм и запыленных закоулков – картину, подобную той, что наблюдаешь за кулисами большого театра.
Кодзи забавляло, что Кими выбрала для себя инструмент, так похожий на нее по характеру.
Столь подробное описание производственного процесса наводило на мысль, что между Кими и этим инструментом существовала некая необъяснимая связь. Хотя гитара и принадлежала ей, между руками, участвовавшими в ее создании на фабрике среди стружки и опилок, и самим инструментом навсегда останется непреодолимая дистанция. Трудно в одно и то же время быть причиной и следствием, частью и целым. Но главное – Кими была частью своей гитары.
Кодзи легко мог представить себе фабрику, где работала Кими. Высокие потолки на металлическом каркасе, гул станков, кругом опилки, едкий запах свежего лака. Совсем не похоже на типографию при тюрьме, где за пятьдесят иен в месяц Кодзи печатал цветные приложения к всевозможным детским журналам.
Особенно тяжело приходилось, когда готовили новогодние выпуски. Первое приложение, второе… Всего к Новому году печатали пять тиражей.
Как же ему нравились яркие, словно оперение попугая, цвета! Чего только не было в этих красочных вкладках! Бумажные сумочки, бумажные брошки, бумажные часы с цветочным орнаментом, бумажная мебель для сборки, бумажные пианино, бумажные
Один заключенный, у которого были дети, плакал, выполняя эту работу. У Кодзи такой проблемы не возникало, но все же, когда он представлял себе теплые и спокойные дома, где дети получают эти игрушки, его охватывала такая острая тоска, что не сравнить ни с какими воспоминаниями о залитых неоновым светом увеселительных кварталах.
После выхода из тюрьмы Кодзи шагал по Нумадзу и под летним навесом у входа в книжный магазин заметил большую стопку красивых детских журналов, пухлых от вкладышей. «А ведь среди них может найтись и какое-нибудь приложение, которое печатал я», – подумал он, украдкой бросая взгляд на журналы.
Кодзи твердо решил никогда не заводить детей. Он не смог бы смотреть, как его дети радостно разглядывают и крутят в руках эти бумажные фигурки. Из него получился бы раздражительный, никчемный отец. Кодзи хотел навсегда оторваться от этих бумажек, больше не иметь к ним никакого отношения. Для него они были символом яркой, счастливой семейной жизни, праздника и благополучия. Но изготовили их его грубые, потрескавшиеся руки – те же, что совершили преступление.
Слушая пояснения Кими, Кодзи думал о том, как втайне от посторонних глаз делают красивые «специальные приложения» для детей.
И хотя руки Кими не были руками преступника, производственный процесс на фабрике, наверное, мало отличался от мрачной обстановки, в которой довелось работать ему. Возможно, поэтому Кими, пусть ненамеренно, откровенно хвасталась, чем ей приходилось заниматься. По крайней мере, Кодзи так показалось.
Пыль, опилки, стружки, запах лака… Поработав в таких условиях, Кими получила подарок – великолепный инструмент. Кодзи, однако, не верил, что Кими удалось овладеть всеми тонкостями игры на гавайской гитаре: исключительной мягкостью, непринужденностью исполнения, лиризмом и ленивой меланхолией звучания. Так или иначе, это был ее инструмент, «укулеле Кими», отличающийся от тысяч других. Но обладание настоящей укулеле, идеальным инструментом, было для нее недостижимой мечтой. Вот почему гитара стала для Кими своеобразным божеством.
Около ног Кодзи играла кошка. Летом она не забиралась на колени к посетителям, а предпочитала лежать животом на прохладном бетонном полу. Кошка то и дело вытягивала передние лапы и выпускала когти, норовя слегка царапнуть его босую ногу в гэта.
Кошке нравился Кодзи, а Кодзи тяготила ее странная, необъяснимая навязчивость. Он легонько отпихнул кошку ногой, но вскоре она вернулась к своему занятию. Для подкормки почвы в парниках, помимо химических удобрений, они иногда использовали рыбный бульон. Но вряд ли от Кодзи воняло рыбой сильнее, чем от рыбаков.
Кими играла на укулеле и пела гавайскую песню, которую выучила в Хамамацу, в женском общежитии при фабрике.
На ней было черное пляжное платье без рукавов, с узором из подсолнухов. Тень притаилась в ложбинке между высокими грудями, никак не вязавшимися с ее маленькой фигуркой. По чистой прихоти Кими побрила одну подмышку, но оставила легкую щетину на другой. Ее строгое лицо было нахмурено, рот приоткрыт, смуглая кожа покраснела – может, из-за выпитого, а может, из-за освещения в баре.