Игры зверей
Шрифт:
Такое отстраненное состояние было необходимо Кодзи, чтобы он мог видеть в своей работе какую-то пользу. Подгоняемый ветром, который к вечеру еще окреп и приносил с собой капли дождя, он находил удовольствие в честном молчаливом труде. Такая работа была даром свыше; в тюрьме она спасала заключенных от мыслей об их тяжкой доле.
Ночь шла своим чередом. Продвигаясь быстрее, чем ожидал, Кодзи принялся за крышу последней теплицы. Взобравшись наверх по лестнице, он уселся на конек крыши, чтобы не раздавить стекла, и взялся за длинный фанерный щит, который передал ему снизу Тэйдзиро.
Чтобы легче было работать,
Ловко балансируя под порывами ветра пополам с дождем, как моряк на верхушке мачты, Кодзи отточенными ударами вбивал один гвоздь за другим, затем менял позицию и приколачивал к раме следующий лист фанеры. Теплый ветер разносил по округе звонкий стук молотка. Кодзи подумал, что сейчас порыв ветра бросит ему в лицо гроздь дождевых капель, но дождь поредел и падал теперь на верхушки мимоз. Кодзи чувствовал, как мрачное, бурное небо давит на него сверху. Ветер наделял сознание Кодзи невероятной эмоциональной свободой и словно уносил в безбрежную даль все его слова. На манер профессионального плотника он зажал губами несколько гвоздей. Неописуемо сладкий вкус стали. Чувство свободы почти ужасало.
Кодзи заметил, что с веранды в сад спускается одетая в свободные брюки Юко. При виде пребывавшей в дурном настроении хозяйки чувство свободы вмиг улетучилось. Было за полночь, и обычно в это время они с Иппэем уже ложились спать. В руках Юко держала по бутылке кока-колы. Похоже, она хотела наградить работников за усердный труд. С Кодзи она по-прежнему не хотела разговаривать, поэтому обратилась к Тэйдзиро, но ее громкие слова подхватил и унес ветер, так что до Кодзи долетели лишь обрывки:
– Спасибо за работу. Может, прервешься ненадолго? Чем-нибудь помочь?
При этих словах внезапный порыв ветра сорвал с ее головы небрежно накинутый шарф и, подняв его высоко в воздух, забросил на угол стеклянной крыши прямо перед Кодзи. С непокрытой головой и развевающимися, как языки пламени, спутанными волосами, Юко напомнила ему красивого зверя.
Она не смогла удержать шарф, потому что держала бутылки с колой. Поставив их у входа в теплицу, Юко подняла руки. В свете из теплицы половина ее лица казалась бледной. Юко запрокинула голову и впервые обратила неулыбчивый взгляд на Кодзи, будто в молитве.
Кодзи протянул руку и взял шарф. Тончайший черный жоржет был вручную расписан золотыми узорами в виде плюща. Он выплюнул гвозди, завернул их в шарф и крикнул:
– Я сейчас брошу! Внутри груз, отойди!
Юко кивнула – она внимательно следила за действиями Кодзи. С легким восхищением она смотрела, как на фоне взбудораженного ночного серого неба сидящий на крыше теплицы юноша приготовился к броску и ветер треплет его одежду.
Шарф свернулся черным комком и упал на бетон перед теплицей. Юко подошла и осторожно,
Кодзи сжал затянутыми в джинсы ногами стеклянные скаты крыши, старясь не слишком давить, и словно приклеился к ним. Улыбка Юко показалась ему эгоистичным знаком примирения.
Тайфун наконец покинул западную часть Идзу. Кодзи долго спорил с Тэйдзиро, стоит ли снимать с теплиц все защитные листы, которые они установили с таким трудом. В конце концов решили оставить половину, ведь растениям нужен свет. Но и новый тайфун мог прийти в любое время.
Несколько дней спустя, после полудня, Кодзи отправился с цветами в храм Тайсэндзи. Утром Юко попросила его отнести. Ему почему-то захотелось повидать настоятеля, который всякий раз, когда он наведывался в храм, предлагал задержаться и угощал чаем. Затем он приглашал Кодзи сесть на подушку на веранде, выходившей в задний сад, где всегда гудели медоносные пчелы.
Настоятель Какудзин ни о чем не расспрашивал, но, глядя на Кодзи, видел покрасневшие от недосыпа глаза, улавливал суетливую напускную веселость и понимал: с юношей что-то происходит.
Кодзи, конечно, ничего говорил. Он пришел не ради разговоров. Той ветреной ночью, вернувшись к себе в комнату после примирения с Юко, он почувствовал – кое-что изменилось. Соседняя комната на двенадцать татами превратилась в спальню Юко и Иппэя, а его никто об этом не предупредил. Он сильно устал и поэтому крепко заснул. На следующую ночь сон никак не шел, но Кодзи подумал, что привыкнет. Ведь привык он в конце концов и к грязной тюремной бане, и к гудкам с трехминутными интервалами.
Хотя, чтобы привыкнуть, уйдет много времени, а когда привычка наконец-то выработается, станет ясно: что-то определенно подошло к концу.
Кодзи не хотел просить Юко, чтобы его переселили в другую комнату, рядом с Тэйдзиро или еще куда-нибудь. Причина заключалась в том, что Юко не уведомила его о смене комнаты (а ведь она явно сделала это по желанию Иппэя); кроме того, самоуважение не оставляло ему другого выбора, кроме как оборонять свой крошечный замок на шесть татами.
Случилось так, что небольшое изменение в укладе жизни семьи Кусакадо на следующий день стало известно всей деревне. Об этом позаботилась девочка, приходившая помогать Юко по хозяйству. Жители деревни были в восторге оттого, что эта странная семья дошла до такого состояния, и с удовольствием судачили, чем обернется их безнравственность и распущенность. Несколько матерей с детьми-инвалидами ждали, что рано или поздно в семье Кусакадо родится еще более неполноценный и убогий ребенок, чем у них. Этот ребенок будет играть в салочки с собственной тенью, петляя в порту между бочками с машинным маслом, окрашенными в черно-красный цвет и ярко сверкающими в лучах заката; молодые здоровые рыбаки будут дразнить его, а он, высунув от усердия язык, каплющий слюной, будет пытаться помогать на погрузке рыбацких баркасов. Этот ребенок вырастет таким же, как их сыновья.