Игры зверей
Шрифт:
Каждый раз, когда должна была состояться их очередная встреча, Кодзи с самого утра охватывало отчаяние. И чем чаще они встречались, тем сильнее становилось это чувство. Словно где-то в глубине души с гулом разливался холодный поток, и Кодзи начинал ненавидеть себя сильнее, чем в любое другое утро. Просьба о свидании всегда исходила от него, и всякий раз он вынужден был долго упрашивать, прежде чем она соглашалась. Юко брала его только в походы по магазинам, в кафе или ресторан, иногда в ночной клуб и в любое время могла быстро попрощаться и уйти.
Утром в день их предстоящей встречи K°дзи высунул
– Только не говори мужу. Ни в коем случае. Достаточно того, что мне все известно. Он не должен знать, что я его проверяла. Только ради этого я сейчас живу. Обещай, что сохранишь все в тайне. Я умру, если ты меня предашь.
Кодзи впервые видел, как Юко плачет. Слезы не лились ручьем, а медленно вытекали из уголков глаз и тут же затягивали их сверкающей тонкой пленкой. Кодзи показалось, что, если он прикоснется к этим слезам, проливаемым из чувства собственного достоинства, его палец оледенеет.
И его посетила греза. В ней Иппэй, увидев те самые бумаги, что показала Кодзи Юко, впал в дикий экстаз и, сгорая от вины, отрекся от всех других женщин и бросился к жене. Но нашел ее мертвой.
Эти драматические картины, стремительно сменяя друг друга, пронеслись в голове Кодзи за одно шумное мгновение. Это было похоже на вой сирены «скорой помощи», мчащейся по безлюдной улице поздно ночью. И Кодзи едва не приложил руку к тому, чтобы эта трагедия свершилась.
– Мне надо будет кое-кого навестить в больнице Т. В три часа, – сказала Юко и добавила, чтобы Кодзи ждал ее в сквере перед больницей в половине четвертого.
Больница Т., большое современное здание неподалеку от дома Иппэя в Сибасироганэ, находилась на южной стороне холма, в самом центре жилого района, расположенного в небольшой долине. К главному входу, петляя, вела широкая пологая дорога для автомобилей. Конструкция пятиэтажного здания, возведенного совсем недавно, – открытые опоры вместо первого этажа, стеклянные панели фасада, колонны, обложенные белой плиткой, голубая плитка вокруг окон – оставляла ощущение воздушности и легкости. В сквере на южном склоне был разбит газон, росли веерные пальмы, гималайские кедры, разнообразные кустарники, стояло несколько скамеек. Однако вся эта растительность не спасала от палящих лучей послеполуденного летнего солнца.
Кодзи не сводил взгляда с дверей больницы, а перекочевавшее на запад солнце освещало часть его лица. Свет впивался в кожу, словно красный краб, оставляя на щеке след. Три сорок пять, а Юко все еще не пришла.
Над больницей парили два воздушных змея. В больших чистых окнах горели люминесцентные лампы. Несколько окон закрыты глянцевыми жалюзи. Кое-где сверкали серебром медицинские инструменты. В одном окне на подоконнике виднелись
Ему вдруг пришла в голову мысль: не обманула ли Юко, сказав, что пошла в больницу навестить кого-то. Может, у нее самой какие-то проблемы? Могло ли случиться так, что разъедавшая Иппэя порча укоренилась и в Юко и теперь сжигала ее душу, как багровый закат?
В больших стеклянных дверях показался небесно-голубой зонтик. Покидая больницу, Юко раскрыла его, как делают люди, выходящие из помещения под проливной дождь. «Скрывает лицо», – мрачно подумал Кодзи.
Главный вход и скамейку разделяло метров тридцать. Чтобы их преодолеть, надо было пройти через площадку, где разворачивались автомобили. Кодзи не хватало смелости смотреть на медленно приближающуюся фигуру Юко. Он опустил глаза, и его внимание привлек лежавший под ногами предмет. Это был черный гаечный ключ. Кто-то ремонтировал на площадке машину и забыл инструмент.
Много позже, уже в тюрьме, Кодзи не раз вспоминал об этой находке. Ключ оказался у его скамейки не случайно. Внезапно возник именно на этом месте. С виду самый обыкновенный гаечный ключ. Он лежал, полускрытый в траве, на границе между газоном и бетонной площадкой, и выглядел совершенно естественно, словно здесь ему самое место. Но это была великолепно исполненная подделка, не поддающаяся описанию сущность, на время принявшая форму гаечного ключа. Некая сущность, которая не должна была находиться там, где ее обнаружил Кодзи; сущность, исключенная из мироустройства, временами неожиданно проявляет себя, чтобы подорвать самые основы порядка. Кристально чистая, без малейших примесей сущность. Именно она и приняла форму гаечного ключа.
Люди воспринимают понятие «воля» как нечто неосязаемое, не имеющее формы. Возьмем, к примеру, пролетающую над крышей ласточку, яркие причудливые облака, острый контур черепичной крыши, губную помаду, потерянную пуговицу, перчатку, карандаш, шнурок на мягкой шторе… Обычно слово «воля» не связывают с этими предметами. Но речь идет не о людской воле. Если допустить, что есть нечто, обладающее волей, нет ничего удивительного, что оно проявляет себя в той или иной материальной форме. Опрокидывая наш ровный повседневный уклад, эта воля сплачивается, становится сильнее и ожидает подходящего случая, чтобы втянуть людей в собственный порядок, пронизанный чувством неизбежности. Как правило, она пребывает невидимой, пристально следит за нами и в самый ответственный момент нежданно-негаданно материализуется. Откуда берется материя для этого? Кодзи, сидя в своей камере, часто думал, что она, наверное, приходит со звезд.
И вот настал как раз такой момент. Кодзи не сводил взгляда с черного блестящего ключа. Эти мгновения были пронизаны необъяснимым очарованием, время замерло, разорвалось под воздействием чар. Время напоминало корзину, полную фруктов. Благодаря этому грязному куску железа, принявшему форму гаечного ключа, из корзины в один миг полилось прохладное, выдержанное, как хорошее вино, очарование.
Не раздумывая, Кодзи поднял свою находку и сунул во внутренний карман летнего пиджака. Ключ был горячий и сквозь рубашку приятно согревал грудь.