Империя проклятых

Кристофф Джей

Чудовище устремило на Жан-Франсуа свой черный взгляд, сверкающий холодной яростью. Историк только наклонил голову и поднял перо. И, нахмурившись, Селин продолжила.

Диор прикусила губу, пока мы давали ей ответ, наблюдая за нами глазами мошенницы, которая выглядела сейчас старше своих лет. Мы не знали, поверила ли она, но, тем не менее, она, казалось, постепенно приходила в себя. То багровое оцепенение, в которое она впала, рассеивалось. И, проведя рукой по волосам, она, наконец, сплюнула кровь.

– Я должна выбраться отсюда, – заявила она. – Я должна выбраться отсюда сегодня

же ночью.

Мы покружились у нее на руке, хлопая крыльями по ее коже.

Шшух.

– Сможешь быть моими глазами? Найди мне безопасный путь через дун. Может, через стены? – Грааль покачала головой, стиснув зубы. – Мне не хочется бросать здесь этих несчастных. Но я никому не буду нужна, если эта дьяволица сделает меня своей рабыней.

Мы снова закружились, пытаясь передать смятение и волнение. Мы обыскали замок, пока она спала днем, и, хотя не нашли никаких следов Матери Марин, мы знали способ, как она могла бы добраться до нас. Ползая по ее руке, мы старательно и медленно написали два слова.

– Сточные канавы, – прошептала она. – Хорошо. Это хорошо.

Это был крошечный проблеск надежды, но, хотя мы всегда стремились помочь Граалю, по правде говоря, мы не были уверены, стоит ли ей бежать. Бог привел Диор в это место не просто так, и покинуть дун до того, как мы обнаружили место упокоения Марин, казалось нам чем-то вроде греха. И, что еще более важно, пусть мы и могли вывести ее на свободу, мы были слишком малы, чтобы по-настоящему помочь ей сбежать: мошка не могла украсть ключ или даже поднять щеколду. Диор все еще выглядела слегка опьяненной вкусом крови дьяволицы и вряд ли сумела бы выскользнуть из камеры в таком состоянии.

Мы снова прошлись по ее руке, задавая простой, но очень важный вопрос:

– ЗАМОК?

– На этот счет можешь не беспокоиться, – прошептала она.

Губы девушки скривились в полумраке, и, дотянувшись до прически, возвышающейся у нее над головой, она извлекла из-под волос изящное сокровище, твердое, как железо, и тонкое, как кинжал. Оно поблескивало, пока Диор вертела его в своих ловких пальцах. Это был ключ от всех наших проблем.

Жан-Франсуа оторвал взгляд от своего тома и невольно улыбнулся.

– Шпилька для волос.

XI. Без ответа

– Есть такое искусство, грешник, – вскрывать замки, – сказала Селин. – А есть еще большее искусство – лгать об этом.

Легенды нам вещают о великих мастерах-ворах, которые просто шептали что-то в скважину, и замок охотно отпирался, как кошелек гонимого жаждой пьяницы. Но на самом деле вскрыть его не так-то просто. С дверью камеры Диор провозилась двадцать тревожных минут. Глаза ей заливал пот, а над головой к тому же висела угроза, что к ней с визитом явится Никита Дивок.

Но, наконец, воздух поцеловала самая прекрасная музыкальная нота, которую только может услышать

вор.

«ЩЕЛК».

Мы взлетели вверх по лестнице, ведущей в подземелье. За столом по-прежнему сидел надзиратель, и хотя работа, должно быть, смертельно наскучила ему, он был бодр и держал дубинку из железного дерева у себя под клейменой рукой. Этот парень, без сомнения, был свидетелем того, чем может обернуться недостаточное рвение при дворе Никиты, и он совершенно точно не желал превратиться в обед для грязнокровок.

Мы выскочили из темноты как стрела и ударили его прямо в лицо, тюремщик вздрогнул и хлопнул себя по щеке. Отскочив в сторону, мы развернулись и нанесли еще один удар – в глаз. Мужчина выругался, привстал с кресла и хлопнул себя еще сильнее.

– Сгинь. Мелкая тварь.

Мы отступили, давая ему время прийти в себя, а потом вынырнули из темноты и наотмашь врезались ему в ухо. Тюремщик поднялся и со всего маху врезал кулаком по воздуху, да так, что закачалась кружка на столе.

– Да чтоб тебя…

Он потянулся за дубинкой и нахмурился, осознав, что ее нет там, где он ее оставил. Обернувшись, он оказался лицом к лицу с беспризорницей с пепельными волосами, в льдисто-голубых глазах которой горела холодная ярость.

– А эт…

Его крик разбился вместе с его зубами. Диор нанесла ему удар по подбородку, которым ее бывший учитель фехтования несомненно бы гордился. Но, плюясь красным и с болтающейся челюстью, мужчина схватил Диор за горло и с такой силой впечатал в стену, что она чуть не потеряла сознание. Она взвизгнула, он сжал пальцы – он обладал невероятной скоростью и силой раба. И ей пришлось применить старый испытанный прием – не тот, которому научил ее великий Черный Лев, спасший Диор Лашанс, а первое, чему она научилась на суровых улицах Лашаама.

Она изо всех сил вдарила ему коленом между ног, раздался чавкающий звук, и глаза тюремщика чуть не выскочили из орбит. А Диор, схватив дубинку обеими руками, с силой опустила ее на затылок противника.

Она продолжала бить его, и удары обрушивались ему на голову, пока он не перестал двигаться. Зажав рот липкой рукой, Грааль втащила мужчину за стол и сорвала с него тунику, чтобы вытереть кровь.

Жан-Франсуа приподнял бровь, занеся перо над страницей.

– Она убила его?

– Не совсем. Но ему просто повезло. Она, конечно, довольно сильно его отделала. – Селин посмотрела на противоположный берег реки. – Неужели этот ее портрет не соответствует тому, что нарисовал Габриэль?

– Едва ли, – ответил Жан-Франсуа.

– Дорогой брат, – усмехнулась Селин. – Ты всегда видел только то, что хотел видеть.

Историк взглянул в сторону башни высоко над ними, проворно вертя в пальцах перо.

– Пожалуйста, продолжайте, мадемуазель Кастия.

Диор дочиста вытерла дубинку, вымыла руки в кружке тюремщика и сняла с крючка его плащ. И тогда мы начали наш с ней парный танец. Мы летели впереди, она следовала за нами, мы скользили сквозь освещенный свечами мрак дуна, как нитка сквозь игольное ушко. Но чем выше мы поднимались, тем опаснее становилось: в логове вампира ночь сменилась днем, и хотя ужасный аукцион закончился, в замке по-прежнему было полно слуг, посыльных, солдат.