Индульгенция для алхимика
Шрифт:
(Изгоняю тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион дьявольский. Именем и добродетелью Господа нашего Иисуса Христа: искоренись и беги от Церкви Божией, от души по образу Божию сотворенной и драгоценною кровью Агнца искупленной! Прочь! Прочь! Прочь!)
За те пять - семь секунд, что длилась прекация, монстр еще раз попробовал достать Шлеймница своим длинным змеевидным языком, но, вновь неудачно. Взмокший от ужаса субдьякон, наконец-то схватил первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась колба с неочищенной крепкой водой. Ухватив скользкими
Спустя мгновение, ночь, опустившуюся на крепость, разорвал нечеловеческий крик, от которого у алхимика заложило уши, носом пошла кровь... И монстр исчез.
Густав с трудом повернулся на бок, его вырвало. Зато дышать сразу стало легче, лопнул сжимающий голову железный обруч. А через несколько минут по коридору затопали сапоги дежурной стражи...
Отец Пауль появился в лаборариуме по прошествии четверти часа. Студиозус к этому времени немного пришел в себя и в лечебных целях употреблял внутрь крепкое салернское вино, очень вовремя нашедшееся во фляге одного из охранников.
Милитарий, бегло осмотрев место происшествия, дрожащего, клацающего зубами, субминистратума и тройку ничего не понимающих стражников, высказался лаконично:
– Какого мхора здесь произошло?
– в голосе капеллана звучало отчетливое раздражение напрасно разбуженного человека.
Шлеймниц, подняв на него красные, слезящиеся глаза, ответил одним словом:
– Импур.
Воины отпустили несколько крепких ругательств, выражая свое отношение к случившемуся. Найдя студиозуса лежащим на полу кельи, в сознании, но сильно испуганным, они смогли от него добиться лишь несколько бессвязных фраз. Поняв, что опасности нет и дело связано с инфернальным, стражники доложили рыцарю - старшему караула, подняли из постели отца Пауля и теперь жаждали узнать подробности.
Но патер их разочаровал:
– Идите по местам, - указал охране на распахнутую дверь.
– Здесь дело Церкви и святого Мартина. Передайте дежурному башелье, что я сам разберусь, помощь отца Лукаса не потребуется. Всё, свободны!
Стражи, недовольно ворча, вышли из кельи. Священник повернулся к Густаву.
– А теперь, юнгерменн, я хочу знать подробности. Рассказывай.
Алхимик, вспомнив пережитый ужас, затрясся сильнее, но все же переборол себя, и, слегка заикаясь, начал:
– Это... это был импур. Из младших, язык длиной около четырех ярдов... По нему и узнал... Он как-то смог пройти через Грань и подобрался к окну, - субминистратум кивнул в сторону открытой амбразуры.
– Попробовал достать меня, но я успел прочесть инвокацию[146]
... Упал... И швырнул в него склянку с полученной крепкой водой. Тот заорал и исчез... Все.
Священник хмыкнул.
– Достойная краткость. Ха! Импур, значит... И ты не обделался. Понятно...
– отец Пауль подошел к окну, выглянул в темень.
– Он тебя не задел? Не прикоснулся?
– в голосе патера слышалась некоторая тревога.
– Нннеее...
– промычал студиозус, делая новый глоток из оставленной фляги.
– Очень хорошо. Не придется проводить очищающий ритуал, - милитарий энергично потер щеку.
– Откуда он мог здесь взяться? Как думаешь?
– патер вновь развернулся к студиозусу.
Густав наморщил
– Это... наверное, это моя вина. После призыва Духа магистра я прочел лишь краткую поминальную литанию. А не полную, которой Вы советовали завершать каждый обряд...
– субдьякон медленно поднял голову.
– Получается, что нечисть, прошла по следу призрака, сквозь еще не затянувшийся ход... и так проникла в наш Мир, - Шлеймниц нервно передернул плечами,
Фон Хаймер сокрушенно покачал головой.
– Верно мыслишь. И сколько раз говорить? Общаясь с Потусторонним, всегда следует закрывать двери. И чем крепче, тем лучше. Из-за своей оплошности ты сегодня чуть не поплатился жизнью. Мало того, твоя душа едва не оказалась в лапах отродья Сатаны, а это - гораздо страшнее, - капеллан перекрестился.
– Пусть это будет еще одним уроком. А в наказание за глупость и лень...
– отец Пауль чуть задумался - назначаю недельный пост. И скажи спасибо, что крепость защищена словом Божьим, твари Преисподней сюда проникнуть не могут.
– Да, Ваше Преподобие, - Густав отвесил смиренный поклон.
– И покойного магистра дня три не беспокой, - милитарий сурово взглянул на подчиненного.
– Не следует дразнить импура, пусть отправляется к себе в Ад. Все, иди спать. Мне еще перед бароном объясняться, по какому такому случаю под стенами замка нечисть разгуливает...
***
На следующий день в Серой Крепости только и было разговоров, что о ночном нападении сатанинского отродья. Выздоровевший Эммерик, приехавший из городка солеваров уже после вечерни, выслушал жуткую историю, о том, как новый субдьякон, служитель святого Лулла, сразился с демоном, смог его укротить, засунул тому в пасть кочергу, отрезал монстру язык и сварил из него зелье, которое отправило нечистого обратно в Ад. И алхимик после этого стал седым, заплатив за изгнание тридцатью годами жизни, зато сохранил душу.
Зная своих новых приятелей (упившихся в хлам Проныру и Адольфиуса, которых сердобольный возница сгрузил у крыльца их нового жилища, а так же неразговорчивого и вечно подозрительного Шлеймница), кучер людским домыслам не поверил. И решил все подробно вызнать у отца Пауля, тем более, имелась причина: Эммерик привез письмо. Вообще-то послание адресовалось ныне покойному магистру Ветинсу, и, как сказал управитель баронского паласа в Мюреке, его доставил какой-то человек - не то - паломник, не то - бродяга, всего пару дней назад. Логично рассудив, что раз получатель безвременно усоп (хотя, тут надо еще разобраться - сто восемь лет - это не вовремя, или в самый раз?) мажордом решил отправить эпистолу в руки старшего клирика Долины, коим, безусловно, являлся Капеллан Его Милости, отец Пауль фон Хаймер.
Эммерик осторожно постучал по дверному косяку кельи патера. Мало ли что? А вдруг тот Святое Писание читает? Грех отрывать святого отца от такого занятия.
– Войди!
– голос милитария звучал вполне благожелательно.
Возница перекрестился, и, толкнул дверь.
Отец Пауль сидел подле распахнутого окна, занимаясь разборкой и смазкой запястного арбалета - милой вещицы, свободно умещающейся в широком рукаве рясы, в пядь длиной, откованной из черной бронзы[146.1]