Инквизитор. Охота на дьявола
Шрифт:
— Но вы сами только что хотели, чтобы я посмотрел вокруг, — напомнил он.
— А теперь я хочу, чтобы вы следовали за мной!
— Хорошо, хорошо. Будем считать, что я ничего не видел, — усмехнулся Бартоломе. — Идемте. Только куда?
— О, в этом парке найдется немало потаенных уголков, уединенных скамеек, темных гротов, укромных беседок, — теперь Кончита стояла совсем близко, почти прижимаясь к Бартоломе. Ее глаза блестели, как у игривой кошки. И Бартоломе снова увидел в ней пантеру, страстную хищницу, которая во что бы то ни стало хочет
— Ну, промурлыкала она, — вы пойдете со мной?
— Да, — ответил он. — Или вы думаете, что я не замечу прекраснейшую из нимф в этом парке?
В отношении епископа Бартоломе решил проявить великодушие.
— Предупредите своего милого дядю, что в парке посторонние, — кивнул он Кончите. — Неудобно отрывать его преосвященство от столь приятного занятия.
— Вы мне приказываете? — вскинула голову Кончита.
— Что вы! Прошу.
— А если я не пойду?
— Как хотите, — пожал плечами Бартоломе, — в таком случае, вашему дядюшке предстоит крайне неприятное объяснение.
— Наверно, это будет очень смешно!
— Значит, сейчас я хорошо посмеюсь.
— Ладно уж, — уступила Кончита, встала со скамейки и расправила складки на юбке. — Сейчас скажу.
Бартоломе медленно направился по аллее вслед за ней. Он не торопился: наядам нужно было дать время скрыться. В то же время, он не собирался дарить его преосвященству ни одной лишней минуты, чтобы тот успел подготовиться к встрече с незваным гостем.
Впрочем, когда Бартоломе вышел на лужайку, епископ уже мирно отдыхал в своей любимой беседке. Перед ним, на маленьком столике, искрилось в графине дорогое вино. Из серебряной чаши свешивалась спелая гроздь винограда. Ярко алел разломленный на две половинки гранат, золотились крупные апельсины. Однако вид у его преосвященства был такой кислый, словно его накормили лимонами, и такой страдальческий, словно сидеть ему приходилось на шиле, а не на резном стуле.
Правда, ближайшие кусты еще шуршали, вероятно, это улепетывали наяды, да в бассейне плавал забытый женский чулок. У Кончиты тоже хватило благоразумия на время исчезнуть или, по крайней мере, не показываться на глаза.
— Добрый вечер, ваше преосвященство, — произнес Бартоломе, сдерживая усмешку. — Я слышал, вы тяжко больны.
— О, да, да, — простонал Карранса.
Это даже не выглядело враньем: вид у епископа был и вправду неважный.
— В таком случае, я рад, что вам стало лучше.
— Ох, совсем чуть-чуть получше, брат мой…
— Тем не менее, вы смогли встать с постели…
— Только с посторонней помощью, брат мой…
— …дойти сюда…
— Ах, брат мой, стыдно признаться, но меня принесли на руках!
— Как будто, солнце и свежий воздух пошли вам на пользу.
— Будем надеяться! Ведь целых две недели никто, ни один врач, не мог найти средство от терзавшего меня недуга. Верно, он сведет меня в могилу!
— Прискорбно, — сказал Бартоломе, — что на старости лет вы испытываете такие страдания.
— Ах,
— …болезней и немощи, — закончил Бартоломе.
— Что?
— Я говорю о немощи, телесной и духовной, — объяснил Бартоломе, глядя прямо в глаза епископу. — Когда пастырская рука слабеет, дела в епархии приходят в упадок… А дьявол не дремлет!
— Дьявол?
— Да, дьявол! Ваше преосвященство, вы слышали о последних событиях?
— Что опять случилось?
— Дьявол забрал душу еще одного грешника.
— Что?! Еще один труп?!
— Да, ваше преосвященство!
Епископ встал и теперь взволнованно ходил вокруг фонтана.
— Похоже, я стал свидетелем чуда! — заметил Бартоломе. — Забота о вашей пастве сразу поставила вас на ноги.
Епископ охнул и схватился за поясницу. В таком скрюченном виде он и доковылял обратно до своего стула. При этом Бартоломе заботливо поддерживал немощного старца, с трудом преодолевая желание взять его за шиворот и как следует встряхнуть.
Водворив притворщика на место, Бартоломе вкратце описал ему суть дела.
— Ваше преосвященство, в городе паника. Нужно во что бы то ни стало пресечь подобные происшествия!
— Может быть, устроить крестный ход? — робко предложил Карранса.
Инквизитор не смог сдержать улыбки.
— Замечательное средство! Что еще?
— Окропить святой водой кладбище и дом Перальты.
— Чтобы черт там впредь не появлялся? Будьте спокойны, он и так туда не придет. Прежде всего — зачем? То, что он хотел там сделать, он уже сделал.
— Как только я встану на ноги, я сам отслужу мессу в городском соборе.
— Надо полагать, после этого убийства сразу же прекратятся, — усмехнулся Бартоломе.
— Что же вы предлагаете?
— Прежде всего, усилить ночную стражу.
Теперь слабо улыбнулся епископ:
— Вы собираетесь ловить черта?
— Я собираюсь схватить убийцу.
— Боюсь, такими средствами вам не одолеть нечистую силу.
Бартоломе только покачал головой. «Вы же неглупый человек, ваше преосвященство. Двадцать лет вы провели в Риме, в этом средоточии заговоров и интриг, вы знаете жизнь, знаете людей. Ни за что я не поверю, что вы разделяете расхожее мнение о черте, который тащит в ад закоренелых грешников. Что же вы издеваетесь надо мной, ваше преосвященство?!»
— Будем надеяться на Господа, — произнес старичок и возвел очи горе.
И Бартоломе с ужасающей ясностью вдруг понял, что сражаться с дьяволом ему придется один на один. Он имел власть, он мог приказывать, но ему не с кем будет посоветоваться, не на кого опереться.
Епископ его боится. Епископ ему не верит. Старый интриган на каждом шагу ждет подвоха и придерживается золотого правила: кто ничего не делает, не ошибается. Он, по всей видимости, думает, что инквизитор нарочно вызывает его на откровенный разговор, чтобы поймать на недозволенных высказываниях и, чего доброго, самому занять его место.