Инквизитор. Охота на дьявола

Колотова Ольга Евгеньевна

Вошедшего инквизитора раненый также встретил отборными проклятиями. Он полулежал, откинувшись на подушки, и сквозь белое полотно повязки на его плече проступали кровавые пятна.

— Ты опять вел себя неспокойно, — пожурил его Бартоломе, — и у тебя опять открылось кровотечение. Если ты так будешь себя вести, твои силы еще долго не восстановятся. Ну, что ты опять хотел сделать? Выпрыгнуть из окна? Оно снаружи заперто ставнями. Или пытался разнести дверь? Как видно, также безуспешно.

— Чертов монах, дьявольское отродье! — ответил ему контрабандист. — Долго ты еще намерен держать меня

тут? Я кто? Арестант? Пленник? И что тебе от меня надо, в конце концов?! Ну, подойди сюда! Я задушу тебя своими собственными руками!

— У тебя сил не хватит, — возразил Бартоломе. — И постыдился бы распускать язык, сын мой. Где ты находишься? В моем доме, на мягкой постели, в безопасности и почти в целости. А отнюдь не в тюремной камере, где тебе пришлось бы с крысами делить охапку соломы. У меня достаточно доказательств, чтобы засадить тебя за решетку на всю оставшуюся жизнь. Кто ты такой? Пират и контрабандист. А если бы мне пришло в голову, ты превратился бы в еретика, в колдуна, да хоть в самого черта!

— Лучше сидеть в тюрьме, чем у тебя под замком, мерзавец!

— Не говори о том, чего не знаешь! — отрезал Бартоломе. — Я видел, как самые сильные мужчины за несколько дней превращались в немощных, дряхлых стариков. Я слышал, как самые стойкие молили о пощаде, проливая слезы. Поверь мне, сын мой, тюрьма — не самое лучшее место для такого вольного ветра, как ты.

— Вероятно, все эти ужасы, которые вы мне только что описали, происходили не без твоей помощи, — едко заметил Антонио.

— Я думаю, сын мой, тебе незачем изображать невинного агнца и порицать других. В конце концов, ты покушался на мою жизнь, разве не так? Согласись, у меня было полное право разделаться с тобой. Я мог бы убить тебя там же, на улице. Мог бросить тебя, раненого, и стражники утащили бы тебя в эту же самую тюрьму или добил бы первый же встречный бродяга.

— Хватит, я уже понял! — злобно рассмеялся Диас. — Ты мог убить меня сам, мог предоставить это ночным грабителям, мог запытать меня до смерти, мог сгноить в тюрьме. А поскольку ты ничего этого не сделал, а просто запер меня здесь, то я, очевидно, до гроба должен испытывать к тебе благодарность.

— Дурень, — вздохнул Бартоломе. — Я приказал следить за тобой, но ты решил, что проще меня прикончить, чем жить под надзором. Но я не стал бы губить твою жизнь из-за скряги-еврея и сумасшедшего могильщика.

— Я не убивал ни того, ни другого!

— Знаю, — тихо сказал Бартоломе. — Теперь я это знаю.

Диас уставился на него с немым удивлением. Бартоломе присел на краешек кровати у изголовья больного, не опасаясь, что контрабандист исполнит свою угрозу и действительно попытается его задушить.

— Выслушай меня, сын мой, — мягко произнес он. — В жизни каждого человека бывают ошибки. Это естественно. Иногда их можно исправить, иногда они влекут за собой гибельные последствия. К счастью, в твоем случае ничего непоправимого не произошло. Но я действительно виноват перед тобой, мой мальчик. Я и в самом деле подумал, что преступник — это ты. Тем более, что твое поведение подтверждало мои догадки. Но… позапрошлой ночью случилось еще одно убийство.

— И что же? — хмыкнул Диас. — Может, его тоже совершил я?

— Я думаю,

ты никогда не знал погибшего. Это дон Диего де Аранда, блестящий молодой кабальеро. И, я уверен, он пал от руки того же злодея, что и старый ростовщик, и гробокопатель. Разумеется, ты не причастен к этому делу. Во-первых, ты, полумертвый, лежал здесь, а во-вторых, для такого убийства у тебя никогда не хватило бы ни умения, ни фантазии.

— Благодарю за лестную оценку моих способностей.

— Вот-вот, — улыбнулся Бартоломе, — ты был недоволен, когда я считал тебя преступником, теперь я тебя оправдываю — ты недоволен тоже.

— По крайней мере, теперь ты оставишь меня в покое?

— Да. Ты свободен, сын мой. Я думаю, Мерседес будет рада тебя видеть.

— И я… могу идти?

— Конечно. Дверь не заперта. Однако я не посоветовал бы тебе сразу же вскочить с постели и бежать подальше от проклятого монаха, который тебя так долго мучил. Ты еще слишком слаб для этого. Останься здесь еще дней на пять. Может быть, за это время ты перестанешь ненавидеть меня.

— Благодарю, — ответил Диас, с трудом встав с постели и неловко, одной рукой, набросив на плечи свой камзол, — но я лучше пойду.

— Санчо! — крикнул Бартоломе. — Верни нашему гостю его кинжал и шпагу! И проводи его до дома, иначе он свалится по дороге!

Диас сделал несколько нетвердых шагов к двери, но вдруг остановился и спросил:

— А «Золотая стрела»?

— Настоящий моряк, — улыбнулся Бартоломе. — Первый вопрос — о своем корабле.

— А «Золотая стрела»? — повторил Диас.

— Не беспокойся. Она, как и прежде, принадлежит тебе. Но я бы, на твоем месте, нашел для нее лучшее применение. Сейчас ты свободен, но запомни мои слова, сын мой, рано или поздно ты попадешься и не сможешь больше рассчитывать на снисхождение.

* * *

Дон Родриго де Маньяра принял Бартоломе в библиотеке. Благодаря обыкновению наводить справки о человеке, прежде чем побеседовать с ним, инквизитор знал, что дон Родриго был довольно образован. Он, так же, как в свое время и Бартоломе, слушал лекции в Алькала-де-Энаресе. Как и многие обедневшие дворяне, он хотел посвятить себя духовной карьере. Но неожиданная удача резко изменила его жизнь: пять лет назад внезапно скончался его богатый и бездетный дядя, оставив все состояние нищему студенту. Дон Родриго сразу же забыл о своем духовном призвании, а заодно и все, чему его учили в университете. Он обосновался в этом городе, и с тех пор его образ жизни ничем не отличался от образа жизни других молодых дворян. Только сотня томов, частично собранных самим доном Родриго, частично доставшихся от дяди, напоминала о его прежнем увлечении.

У дона Родриго были правильные черты лица, острый, проницательный взгляд, тем не менее, его нельзя было назвать красивым из-за шрама, наискось пересекавшего его левую щеку. К тому же, Бартоломе быстро удостоверился, что с ним очень трудно вести беседу из-за его неприкрытого сарказма, который не исчезал даже при разговоре с инквизитором, привычке отвечать вопросом на вопрос и пускаться в философские рассуждения.

— Чем могу быть вам полезен, святой отец? — осведомился дон Родриго, предложив Бартоломе сесть.