Инсайт
Шрифт:
– Надо же, – Ева взяла один из мясистых побегов пальцами, – они и в самом деле белые… Я думала, они становятся такими только после сушки.
Растения имели плотный стебель и крупные резные листья, напоминающие оленьи рога. Весь цветок был покрыт белым, едва заметным опушением. Растение имело тонкий, чуть слышимый аромат. Аромат приятный и ни на что не похожий, Ева знала его с детства: он действовал на неё успокаивающе. Девушка вытащила один цветок и положила на стол, а остальные завернула в ткань, обхватив свёрток руками.
– Кто пойдёт со мной на
– Я пойду! – в гостиную своей обычной, расслабленно-хулиганской походкой вошёл Шут.
Неожиданно для себя, Ева обрадовалась. Килан редко появлялся и она, несмотря на противоречивые к нему чувства, всё же скучала. Раснар тоже был её другом, но являлся совсем другим человеком: серьёзным, самоуверенным и упрямым. Ева даже допускала, что он мог быть жестоким, если потребуется. Сомбер – романтик до мозга костей, погружённый в мир внутри себя. Но Шут… загадочный, ехидный арлекин, скрывающий за своим ребячеством, вероятно, что-то очень личное. А может, и нет. Однозначно Ева поняла одно – дураком Шут точно не был.
Он зажёг свечи и взял канделябр. Освещая ступеньки, они поднялись наверх.
– Ты давно не заходил, – Ева смущённо пыталась побороть неловкость, раскладывая цветы на сушилке.
– Были дела, – небрежно ответил Шут. Он поставил подсвечник рядом и принялся помогать раскладывать цветы.
Ева вспыхнула, вспомнив про похождения Шута в порту. Это их он называет делами?!
– Это ка… – Ева осеклась на полуслове: Шут опустил руку в свёрток, чтобы взять цветок, но его пальцы вместо цветка ухватили руку девушки.
Сердце Евы отбило барабанную дробь, она задержала дыхание и, ведомая чувством, чуть подалась вперёд. Их взгляды встретились. Шут улыбнулся и легонько сжал её ладонь.
– Окажи мне услугу, – сказал он, поднеся ее руку тыльной стороной к своим губам.
– Какую? – голос Евы предательски дрожал.
– Ты как-то говорила, что увлекалась древними рунами.
Что?! К чему он клонит?
– Разве нет? – Шут склонил голову на бок и прищурился.
– Ээ… да.
– Понимаешь, – Шут отпустил руку девушки и принялся шагать по чердаку лёгкой танцующей походкой, – я, кажется, влюблён. Но та девушка, моя избранница: я не пойму, взаимны ли мои чувства, – он повернулся, – ты ведь можешь спросить это у камней?
«Вот дура!» – подумала Ева, – «Опять размечталась… и с чего вдруг?! Ведь это было очевидно! Дура!».
– Могу. – Мрачно ответила она и, отвернувшись к сушилке, сделала вид, что поправляет цветы, чтобы Шут не увидел, как от стыда пылает её лицо.
Разложив растения сушиться, Ева с Шутом спустились в гостиную, где капитан уже снимал с огня чайник. Он заварил чай для себя и для друга. Ева же срезала несколько листьев с нондивера, оставшегося на столе, положила в свою кружку и залила листья кипятком.
– Раскинешь камушки, именинница? – напомнил Шут.
Радость, охватившая Еву в момент, когда в гостиной появился Шут, теперь сменилась нервозностью и раздражением. Может, он только ради этого и явился,
Ева достала из серванта синий мешочек, развязала его и протянула Шуту.
– Подумай о ней, вытяни 3 камня и дай их мне, – сухо скомандовала она.
Солнце уже скрылось за горизонтом и на город опускались сумерки. Ева поглядывала на портрет, ожидая появления Дария, надеясь, что он развеет своим присутствием возникшее в воздухе напряжение. Шут всё ещё ковырялся в мешке, перебирая камни пальцами. Камушки звонко стучали друг о друга. Наконец, он вытащил один, через некоторое время второй и третий камни: гладкие сиреневые аметисты.
Ева взяла первый, оценивая символ, начертанный на нем.
– Первый камень расскажет о твоих чувствах. Этот знак, – Ева показала Шуту символ, – говорит о серьёзных чувствах. Не о влюблённости, не о похоти, а об искренней любви.
Ева сглотнула. Шут действительно кого-то искренне любит. Кого-то другого. Но разве можно было упрекать его в том, что он полюбил не Еву? Грудь сдавило, а на глаза навернулись слёзы. Нет! Она должна взять себя в руки! Слёзы для слабаков!
– Это настоящие чувства, которые… – Ева запнулась, но сделав усилие, продолжила, – … которые нужно беречь. За такую любовь стоит бороться.
Послышался смешок.
– Шут влюбился? – изумился Стром, – ни за что не поверю! Ха-ха-ха!.. Не привирают ли твои камни, девочка?
«Хотелось бы» – вздохнула про себя Ева, ведь камни обычно давали верные ответы.
– Ну что там дальше? – поторопил Шут.
– Второй камень расскажет о её чувствах к тебе.
Ева рассмотрела символ. Сомнений нет: чувства Килана взаимны. Что же делать? Сказать ему правду – значит собственноручно подтолкнуть его в объятия той девицы и потерять возможность получить взаимность от него самой. Соврать? Ревность подсказывала, что этот вариант более разумный с точки зрения её личных интересов. Ева вспомнила недавний разговор с капитаном: «неуёмная жажда власти, денег и любви – это то, что может оправдать любое безумство». Что ж, соврать сейчас – значит совершить безумство. Это претило её собственным убеждениям относительно чести и достоинства. Ложь запятнает её совесть, а Шута, возможно, сделает несчастным. Могла ли она так с ним поступить? Имела ли на это право? Очевидно, что в этой борьбе ей не победить при любом раскладе. Так к чему лгать?
– Она тоже любит тебя, – тихо сказала Ева, и, тысячи кошек заскребли в её душе от этих слов, – твои чувства взаимны, не сомневайся.
Шут задумчиво уставился на огонь в камине. Он хмурился, а вся его поза выражала смятение, доселе ему не свойственное.
– Что-то ещё? – уточнил он.
– Да, – Ева потянулась к последнему камню, – третий символ: он расскажет о возможности вашего союза. Проще говоря, будете ли вы вместе.
Шут резко повернулся и забрал камень у Евы, бросив его туда, откуда вытащил.