Интим не предлагать, или Новая жизнь бабушки Клавы
Шрифт:
Карапузов вздохнул. Отпускать нарушителя не хотелось. Но и собаку оставлять без хозяина грех. У него самого с детства жили в доме собаки. Таксы, пекинесы, тои. А он о крупной породе мечтал. Овчарке или бульдоге. Но в их с мамой распашной двушке особенно не разбежишься. Приходилось довольствоваться мелкими любимцами. И Карапузов со всей возможной нежностью тетешкался с пушистой мелюзгой, мечтая дослужиться до генерала. Чтобы построить особнячок в пригороде и уж тогда…
Старлей вздохнул, отгоняя непрошеную мягкость. Оглянулся – сзади послышался ответный вздох.
– Ваш, что ли? – шепнул он в сторону задержанного.
– Мой.
– Вот я и говорю, – послышалось со стороны, – вконец обнаглели бомжи! Уже с животными подвалы занимают. Не ровен час, коров да поросят разводить станут, а нам отвечай.
– А вы, гражданин, идите уже. Вы свое дело сделали. Будете нужны – вызовем.
– Но я…
– Рабочий день в разгаре. Не смею задерживать. Сами разберемся.
Расстроенный невниманием дворник махнул рукой в сторону Шарика и поплелся к соседнему подъезду. Три пары глаз молча проводили его глазами.
– Ну как же вы так, гражданин, – укоризненно покачал головой Карапузов, когда они остались без свидетелей. – Никакой ответственности не имеете. Ладно бы сами страдали, а так неповинное животное на страдания обрекаете! Холодно, голодно. Насекомые опять же. Непорядок. Устроились бы на работу, получили бы общежитие.
– Собак в общагу не пускают.
– Ну… жилье бы сняли. Хотя бы в частном секторе. Нечестно вот так только о себе думать. Эгоистично.
– Есть! – Николай громко хлопнул себя по бедрам. – Есть у меня на примете местечко! Слушай, капитан, отпусти. Слово даю – исправлюсь! А не поверишь – адресок дам. Тут недалеко, на Переселке. Пенсионер одинокий предлагает подселение. Ей-богу, не вру!
Капитана Карапузов оспаривать не стал – не так уж долго ждать четвертой звездочки осталось.
– А как же сигнал?
– Да напишешь что-нибудь. Беседу профилактическую провел? Провел. Рекомендации дал? Дал! Можешь нас сопроводить. И с домовладельцем поговорить. Ну не пропадать же псу!
Карапузов снова взглянул на Шарика. Тот просительно вильнул хвостом.
– Была не была! Пойдемте!
Через минуту тройка уже шагала по Переселке. Издалека доносились бархатные переливы антоновского голоса: «Новая встреча – лучшее средство от одиночества, но и о том, что было, помни, не забывай. Мечта сбывается…»
– Правильная песня, – вздохнул о своем участковый.
Его спутники вздохнули в унисон. Во вздохах прочитывалось согласие.
После перекрестка Антонова заглушили танкисты: «Но разведка доложила точно, и пошел, командою взметен, по родной земле дальневосточной…»
– Ну вот, – огорчился Карапузов, – и кончилась мечта. И кто это у вас такое старье слушает?
«Молодой еще, – оправдывал старшего лейтенанта Николай, с наслаждением улавливая каждое слово знакомой с детства песни, – а так очень даже ничего участковый. С таким жить можно».
Шарик семенил рядом, выражая свое согласие вилянием хвоста.
«…три танкиста, три веселых друга – экипаж машины боевой!» – песня закончилась на подходе к дому Митрича. Николай
– Ну и дед, – хмыкнул он, распахивая перед участковым калитку, – с таким не соскучишься! Эй, хозяин, принимай гостей!
Митрич появился на крыльце в старой байковой пижаме. Долго щурился, узнавая и не узнавая непрошеных гостей. Кашлял, зябко кутался в рваный пуховый платок:
– Долгонько вы добирались, братья-товарищи. Я уж и не чаял… А это…
– Участковый инспектор, старший лейтенант Карапузов. Сопровождаю вот гражданина…
– Так и знал! – обрадовался Митрич. – Вляпались-таки, субчики! Просто так бы точно не появились. Тоже мне благодетели!
– Не понял, – озадачился старший лейтенант. – Так вы их берете или не берете?
– Беру! За просто так, лейтенант, учти!
– Старший лейтенант, – уточнил Карапузов.
– За просто так! – стоял на своем домовладелец. – Мне терки с налоговой вашей ни к чему. У нас джентльменское соглашение: я им жилье, они мне помощь по хозяйству. Бартер, в общем. Так и запиши, лейтенант.
– Старший…
– Не бери в голову, капитан, – усмехнулся Николай. – Митрича хлебом не корми, дай человека унизить. Ну, кажется, разобрались. Без обид?
– А как насчет прописки?
– С этим сложнее. Паспорта у меня на данный момент нет.
– Непорядок.
– Не то слово! Этот непорядок мне всю жизнь изувечил. Через него я дома лишился, пенсии. Да что там пенсии – семьи.
– Разберемся…
Февраль в этом году не уставал удивлять снежными бурями и лютыми ночными морозами. Впрочем, в тесной гостиной Митричева особняка о том мало печалились. Хозяин на улицу практически не выходил. Разве что ради спортивного интереса. Перетащил патефон с кухни, устроил любимую игрушку у печки. Крутил своих танкистов с утра до ночи, прерываясь на просмотр новостей. В доме появился старенький телевизор, презентованный Николаю благодарными клиентами.
Да и вообще жильцом своим Митрич был доволен, насколько он мог быть чем-то доволен в этой жизни. Ворчал, конечно, хотя больше для порядка. На то и хозяин. А так – грех жаловаться. Николай с утречка за продуктами сгоняет. Приготовит завтрак. Простирнет, подметет. Потом на подработку свою ускачет. Вместе с Шариком. Весь день где-то шастают. А Митрич не в обиде – тихо дома, никто нервную систему на прочность не испытывает.
Вечером почаевничают и разойдутся по своим углам. Николай за рюмочкой-другой, глядишь, утюг или бритву электрическую починит. Шарик от печки ни на шаг. Но чует все за стеной. Побрехивает на прохожих.
Все спокойнее.
Ему тоже новая жизнь по вкусу пришлась. А кому не придется? Целый день рядом близкий человек. И приласкает, и в обиду не даст, и накормит. Будку за домом выстроил – всем окрестным псам на зависть. Шарик и рад бы новые хоромы обжить, да жалеет его хозяин, дома держит, пока зима. Но с весны выпускать обещал. А слово он держать умеет. Об этом и беспокоиться не стоит.
Мечты, как пелось в доносившейся с противоположного конца улицы песне, сбывались. Оставалось только справляться с поступающими радостями.