Иоанниты
Шрифт:
– Фонарное масло, – прочитала моя дочь вслух и с недоумением отстранила голову от этикетки.
– Зачем столько фонарного масла?
– Я не вскрывал конверт, – замахал Максвелл письмом у меня перед носом. – Там должно быть всё объяснено. Я подумал, что вы сами захотите прочитать.
– Ты угадал, – забрал я конверт из дрожащей руки.
Отправитель не обозначен, на сургуче не удосужились ничего оттеснить. Можно было догадаться. Подобного рода люди отгораживаются ото всего на свете и шифруются с завидным неистовством. Знали бы они, сколь
Я небрежно разорвал конверт и извлёк простецкий ключ и письмо, написанное от руки на дорогой бумаге. Послание гласит:
Сожги дом по адресу улица Клуб Мари шестнадцать. Обязательно начни с подвала. Закончить ты должен до полудня. Ровно в двенадцать явись к зданию вокзала на заброшенной станции Алмаз-град.
Когда содержание письма перевели Истериану, он отчего-то обрадовался и громко протянул:
– Так вот для чего масло! А ключ, должно быть, от дома.
Но никто не похвалил полукровку за догадливость, хотя очень вероятно, что на это надеялся. Посуровев, Салли обратилась к Максвеллу с вопросом:
– Вам раньше поручали работу поджигателем?
– Нет, это впервые. Для меня это обычное дело, мне часто поручают то, чего я в жизни не делал.
Меня больше заинтересовало само письмо:
– Почерк Монарха? – спросил я, поднося послание ближе к глазам очкарика.
– Да, его почерк не спутаешь, – закивал он, стоило только разглядеть вытянутые ажурные буквы. – Точно писал он.
– Знаешь, что за дом тебе поручили сжечь?
– Кажется, меня отправляли доставить какие-то записи на Клуб Мари… Я не уверен, тот ли это дом. Записи адресовались некоему джентльмену, высокому, он мне показался похож на… учителя что ли…
Мы с Викторией переглянулись – во всей этой истории фигурирует всего один профессор (почти учитель), которому теперь точно не нужен дом. Сколько же у него было потайных убежищ?
Взявшись за ремень, дочь сделала шаг в мою сторону и негромко произнесла:
– Я пойду за своими ребятами, а вы отправляйтесь на Клуб Мари. Если ты, конечно, им доверяешь.
– Это же мои друзья.
– Ладно, тогда встретимся там.
Не посчитав нужным хоть слово бросить остальным, Виктория спешно двинула в сторону Чудо-города. Я долго не сводил с неё взгляда, ощутив в эту секунду до странного сильное чувство одиночества. Почему-то именно без дочери мне в эти секунды так тяжело.
Осторожно тронув меня за плечо, Истериан спросил:
– Куда это она?
– По делам, Истер, – раздражённо ответил я и яростным движением сложил письмо пополам, убрав тут же вместе с ключом во внутренний карман. – Пойдёмте, холодно стоять.
– Как твоя дочь дошла до такого?
Глуховатому вознице раз пять крикнули, чтобы ехал быстрее, но тот и не подумал дать лошади кнута. Стоит добавить, что мы движемся медленнее, чем я скачу на одной ноге. Наконец мы бросили попытки подогнать экипаж, а ковыляние подтолкнуло к разговорам. Салли всё не даст покоя жизнедеятельность Виктории.
– Ты ещё скажи «докатилась».
– Могла
Как бы Салли ни юлила, но слова её звучат оскорбительно. Я, как и положено отцу, с ожидаемым рефлексом обиделся за дочь и за себя. Поэтому взялся выгораживать её:
– Она увидела в этом смысл.
– Это отговорки, в криминале нет никакого смысла!
– Ты хотя бы дослушай. Её банда грабит тех, у кого денег немерено…
– И в этом, на твой взгляд, много смысла? – прервала меня взрывом пронзительных возгласов девушка. – Кто-то трудился поколениями и накопил большие суммы, а эти бандиты палец о палец в жизни не ударили, отняли часть и считают это справедливостью! Безумно справедливо, не поспоришь.
– Но там, где много денег, скорее всего не всё чисто, – неожиданно встал на мою сторону Истер. – Большинство богатеев зарабатывает нечестным трудом.
– Это очень наивное предположение, – просто-таки ощетинилась Салли. – Всегда, когда тебя хоть в чём-то обходят, хочется обозвать это нечестным. Я знаю про казнокрадов и мошенников, но мир не из них одних состоит.
– Скажи это Чудо-городу, – буркнул я и отвернулся к окну.
Вопреки ожиданиям, фраза не произвела эффект – Салли нашлось, что ответить:
– Район бедноты? Я эти районы знаю: улицы бездельников, пьяниц и наркоманов. Преступники, обирающие друг друга, ни на что негодные мужланы, клянущие судьбу и десять человек, которым действительно не повезло. И твоей дочери нравится ровнять себя с этими людьми? Я её совсем не знаю, но она производит впечатление человека, у которого может быть будущее гораздо лучше.
– Вот теперь ты её поддерживаешь? – огрызнулся я, так и не оторвав взгляда от унылых видов за окном.
– Август, я ни секунды не была против неё, – тыкая на себя, повысила голос вспыльчивая шатенка. – Я знаю тебя, я увидела в ней многое от тебя… Истер мне рассказывал, как тебя побросала жизнь, так что теперь я переживаю за Викторию, точнее, за тебя в её лице.
– Кстати, а почему она не знает бриниум? – не самый уместный вопрос задал Истериан.
– А почему ты, чудила, не знаешь мрону? – беззлобно бросила супруга Салли.
Тот опешил, щёки у него стали раздуваться, полные невысказанными отговорками.
– Зато я знаю вестру! Выучил в институте.
– Этот твой институт… не помню, чтобы ты показал хоть какие-нибудь ещё знания из своего института.
– Я знаю химию. Не виноват же я, что мир устроен так, что не надо на каждом шагу смешивать кислоты и диссоциировать молекулы!
– Что хоть такое диссоциация?
– Это вот… когда… ну, расщепляется всё…
Салли засмеялась, сражённая стыдом за Истера и его сбивчивой неуклюжести. А он ещё и смотрит на неё до нелепого серьёзно, словно только что воспроизвёл точную формулировку из словаря и не понимает, что в ней такого смешного. Салли хохотала долго.