Ищите ветра в поле

Грачев Алексей Федорович

— Я его помню, как сейчас, по первому-то разу, — сказал Костя, не двигаясь и не глядя на товарища. — В двадцать четвертом, по ленинскому призыву пришел он. Ленинец, так и звали его. Как-то задержал двух беспризорников, вывел на перрон, а они — в разные стороны. Гадал он, гадал, за кем бежать, — оба смылись. Это вот помню хорошо. Он такой был, как и сейчас. Только и есть что в агенты первого разряда перешел. Невеста у него...

Костя протянул руку к земле. Песок шуршал под пальцами — был горяч, сух и неуловим, как дым. Подкинул — и пыль унеслась ветром.

— Вот как бывает в жизни. Ведь совсем недавно вместе с Леонтием Николиным собирался Вася поехать

в уезд на должность уездного криминалиста. Подучился у Семенова и собирался уехать. Леонтий уехал, а этот вдруг отказался. Почему отказался — непонятно мне до сих пор.

— Да, — согласился и Македон. — Мне тоже непонятно.

— Невеста, наверное, отговорила, — сказал Костя. — Я так думаю. Она из барышень, из какой-то важной семьи. Живут в хорошем доме возле площади. Квартира большая. Ну и отговорила. Она, больше некому. А вот что вышло...

— Кто знает, где и что ждет нас, — раздраженно прервал его Македон. — Только лучше бы меня. Сорок два года, раны мучают, жизнь повидал, дочки взрослые... А у парня еще все впереди.

— Кто знает, — сказал Костя. — Пошел бы ты, по-другому, может, вышло. Разве угадаешь. Много мы ошибались, — вздохнув, добавил он сердито. — Крутились по лесам вместо того, чтобы идти прямо в Хомяково, в сад к этому Сыромятову.

— Но кто же знал?

— Да, конечно, кто знал. А ведь деревня эта в самом центре Аникиных хуторов. Потом вот стали следить за Сыромятовым, пока он покупает сапоги, пока пьет пиво, надеялись, что он встретится с Коромысловым. А за Новожиловым следить оставили одного Васю.

— Надо было бы Васе брать Новожилова, когда тот пошел с ярмарки.

— Да, но тогда исчез бы Захарьинский, который ждал Новожилова в том пустом угольном сарае... Вот торопиться бы не следовало.

— У него были считанные секунды, может, для решения...

— Да и эти секунды привели к ошибке.

— За девицей за этой послали двоих, — вспомнил Македон. — А надо бы пятерых, выходит что.

Костя только вздохнул.

— Все началось, в общем-то, с поезда, — не унимался Македон. — Задержи их Бажанов — и не было бы преступлений.

— Тебя же спрашивал Перфильев, что ты сделал бы на месте Бажанова? Ты отмолчался...

Македон как ждал этих слов:

— Я бы выхватил наган и выстрелил бы в Коромыслова, если надо было выстрелить. Пусть они стреляют потом в меня...

— Сейчас это просто говорить, да и не каждый способен на такой шаг. К тому же люди были кругом, Македон. А ради людей мы и работаем с тобой в уголовном розыске, ради их жизни и спокойствия...

Он оглянулся на крик. Бежал мальчишка — коренастый и плотный, со светлой головой, с мокрой рубашкой, перевязанной поясом вокруг черной от загара груди. Вроде бы похожий на Васю. Он подумал об этом, и тут же почувствовал, как ему сдавило грудь, словно защемило его между буферами вагонов. Это была боль, которой он прежде не знал. Вся левая сторона груди как попала в когти зверя, когти эти царапали и давили. Биение пульса он гулко и четко ощутил уже под ухом, в левой стороне головы. Звонкий, серебряный молоточек по серебряной наковальне: бам-бам-бам...

— Ты что, Костя?

Он потер грудь, и боль стала таять. Зверь разжимал нехотя когти, уползал в эту траву, заплетенную в бурые космы, в эти цветастые цыганские одеяла. Вот и воздуха целая грудь снова.

— Изжога, — ответил, пряча лицо от Македона. — От сухомятки мучает третий день... Вот что, — сказал он, все так же не глядя на Македона. — Мне кажется, если Коромыслов связан с лодочником, то он будет уходить из города

на лодке. С наступлением темноты. И у нас есть еще время снова перепроверить всех лодочников на Черемухе и на Волге. Я уверен, что он сидит у этого широконосого и ждет темноты. А одновременно давай снова на допрос портного. Что-то да должен он сказать.

2

От портного удалось узнать, что Коромыслов останавливался неподалеку от дома Кашиной. Портной уверял в этом. Ему можно было верить — трясущиеся губы, трясущиеся руки, шаркающие ноги. Правда, Перфильев, только что вернувшийся в город с экспертом из Марфина и сразу же включившийся в летучку, не принял на веру это признание.

— Туманные детали, как ни говори...

Да, конечно, детали были туманные. Приходил к портному Коромыслов два раза. Один раз с мокрыми волосами, купался, может, в Волге. Другой раз ушел в сильный дождь без плаща — значит, неподалеку жил. Уходил в сторону собора. И получалось, что искать надо было лодочника не на Черемухе, а на Волге и возле собора. У рыбинского угрозыска уже были сведения о лодочниках возле собора. Один — старик. Его пришлось снять с подозрения. Другой — парень двадцати лет — тоже решили оставить без проверки. Вот третий заслуживал знакомства. Звали его Павел Иванович, но был он высокий, а не малого роста, как сообщал Будаков из Курбской волости, и нос у него крючком, а не широкий, как стояло в протоколе допроса Будакова. Но ведь Будаков мог напустить туману, как любил выражаться следователь Перфильев.

От портовых грузчиков узнали, что большей частью Павел Иванович перевозит пассажиров вечером. Вечером Македон и Костя вышли в засаду к Волге на место свалки заводских отходов. На берегу, держа под прицелом берег, сели в засаду сотрудники местного угрозыска.

Едва лишь Костя с Македоном устроились за кучами хлама, как от домов появился Бажанов. Он присел на корточки, зашептал:

— Выяснили наши, где живет лодочник. Там вон, к лесопилке, в частном доме у одной зеленщицы. В задней половине. Окна темные, но кто-то есть. Вроде как огоньки папирос заметили агенты.

Можно было полагать, что в доме Коромыслов и Новожилов. Костя оглянулся на Македона:

— Что будем делать? Может, оцепить дом и ждать, когда те будут выходить? Или же за лодочником ворваться в квартиру?

Бажанов снова зашептал:

— А если Коромыслов сидит у окна и следит за улицей?

Да, Коромыслов мог сидеть и следить. И, увидев их с лодочником, открыть стрельбу.

— Надо взять лодочника все же, — решил Костя. — Попробуем у него все это выяснить.

— Лодочник не скажет, — вставил было Македон. Теперь Костя зашептал вроде Бажанова:

— Какой резон лодочнику молчать. Он же знает, что пуля и в него пойдет. Коромыслов примет его за выдавшего.

— Да, это верно... — согласился теперь Македон. — Значит, будем брать лодочника.

— Возле дома есть сотрудники? — спросил Костя Бажанова.

— Двое, — ответил тот. — И здесь двое.

— Пусть и эти двое идут туда же, — приказал Костя. — Держите оцепление. А мы попробуем в дом проникнуть с лодочником...

Бажанов посмотрел на него, хотел что-то сказать, но, пригибаясь, пошел назад к домам. Они остались сидеть, ждать лодку. В небе уже забелела луна, Волга была по-дневному светла. Вечер выдался тихий. С набережной доносилось негромкое звучание мандолины, близко к берегу проходили парочки в обнимку. Гукнул пароходик, тянувший на канате за собой паром — лошади на пароме стояли недвижимо, как уснули, фигурки людей тоже не двигались.