Искра божья
Шрифт:
— Артезия Джунлески. Жаль бедняжку, ей ни за что не получить одобрения совета.
— Почему же?
— Увы, наш город погряз в предрассудках и косности замшелых патриархальных убеждений. Дряхлое старичье, заседающее в городской управе, никогда не допустит ни одну из дочерей Евы к росписи фресок в таком святом месте, как капелла Маджоре, — Рафаэлло украдкой подмигнул Сандро.
Мило беседуя, богемная пара оставила Джулиано в одиночестве, удалившись к мольбертам Сандро. Юноша, замученный похмельем, духотой помещения и бестолковой суетой последнего часа, не глядя, стащил с подноса слуги, проходившего мимо, серебряный кубок, наполненный
Свежее разбавленное вино благостной волной скатилось по пищеводу…
Глава 20. Казематы Тулиана
Мрачные низкие стены казематов Тулиана неприятно давили на плечи викария кардинала Франциска, идущего по узкому коридору с чадящей жировой свечкой в руке. Душный застойный воздух, пронизанный миазмами страха и человеческой боли, холодил виски пришедшего в этот импровизированный ад. Мясистые плечи тюремщика, заросшие густым чёрным волосом, размеренно покачивались впереди. Гривастая седая голова мужчины, словно вросшая в торс, по временам озарялась скудными отблесками вечернего света, едва сочившегося сквозь зарешёченные бойницы под потолком коридора. Тюремщик натужно кашлял, по временам отхаркивая мокроту себе под ноги, и звенел связкой заржавленных ключей, с трудом ворочающихся в древних замках.
Узники, содержавшиеся на первом этаже в длинной веренице однообразных камер, гремя кандалами, подходили к толстым решёткам, тянули исхудалые бледные руки, пытаясь ухватить Лукку за длинный подол серой рясы. Тюремщик походя без злобы бил по вытянутым ладоням толстой сосновой дубинкой.
Люди в грязных камерах стенали, хныкали и жаловались:
— Я не виновен, сеньор!
— Это ошибка…
— Помогите, сжальтесь…
— Воды, умираю, воды…
— Не обращайте на них внимания, ваше преосвященство, — тюремщик, зажав одну крупную ноздрю пальцем-сосиской, смачно высморкался в чью-то подставленную ладонь. — Невиновных тут нет — каждый в чём-нибудь да согрешил, и, может быть, искупив грехи в земной юдоли, человек очистится для царствия божьего.
— Вам бы трактаты по философии и богословию писать, а не за узниками присматривать, — неприятно удивился Лукка.
— Шутить изволите, ваше преосвященство? — тюремщик обернулся, окинув викария насмешливым взглядом зелёных с прищуром глаз. — Пристало ли мне гневить небеса, отказываясь от такой доброй работёнки? Кто, если не я, позаботится об этих несчастных? Нет и нет! Каждый пусть занимается тем, что предначертано ему богом. Вы спасаете души. Я провожаю их в последний путь.
— Разве все в этой тюрьме смертники? — удивился де Грассо.
— Это не ямы должников, — осклабился тюремщик, не спеша ковыряясь в скважине очередного замка, — здесь сидят отборные мерзавцы! Вот тот урод зарезал и изнасиловал старушку мать — простите, уж не помню в каком порядке — и всё из-за того, что она лишила его наследства.
— Я не виноват, меня подставили. Это Марко — всё он паскудник затеял! — взвыло жалкое грязное существо, находившееся за ближайшей решёткой. — Поговорите с Папой, сеньор, сделайте милость! За чужие грехи страдаю!
— Цыц, урод!
Тюремщик легонько пристукнул дубинкой по металлу решётки. Существо съёжилось и забилось в дальний угол вонючей камеры.
— Этот книжный червь убивал младенцев
— Пощадите, сеньор, я лишь скромный учёный. В обмен на свободу я раскрою вам тайну бессмертия! — худой узник вцепился руками в прутья камеры так, что у него побелели костяшки пальцев. Из гнилостного сумрака каземата на Лукку с отчаянием смотрели испуганные слезящиеся глаза.
— Его допрашивали? — поинтересовался викарий.
— О-о-о, ещё как! Визжал на всю Тулиану, как холощёный хряк! Сдал всех друзей, знакомых и даже возвёл напраслину на тех, кого не знал. Хе-хе. Со всеми материалами дела вы сможете ознакомиться наверху, — тюремщик указал толстым пальцем на низкий закопчённый потолок, сложенный из серого туфа.
— Непременно взгляну, но позже.
— Воля ваша, сеньор, — мужчина лениво почесал в паху. — А во-о-он там сидит одна предприимчивая сеньора, которая успела выйти замуж целых пять раз! Спустя пару месяцев каждый из её мужей умирал самым загадочными образом, оставляя ей в наследство большое количество оронов.
Тюремщик облизал плотные мясистые губы:
— Нечего сказать — аппетитная бабёнка, жопастенькая!
Маленькая пухлая женщина в камере молчала, поглядывая волком на Лукку.
— Вот её-то может и помилуют, если раскается, пожертвует всё имущество церкви и уйдёт в монастырь, — со вздохом сообщил тюремщик, — но пока упорствует, дьяболлово семя!
Лукка прислушался, ему показалось, что в где-то под полом раздаётся настойчивое кошачье мяуканье.
— Вы держите кошек?
— Что вы, ваше преосвященство, разве их удержишь? Намедни нам одну бабку привезли — жуткая ведьмища: глаз дурной — так и зыркает, нос крючком, бородавки по всему лицу, аж оторопь берет. Ну и кот с нею поганый приблудился. Я его подкармливаю из сострадания. Ходит везде, скотина этакая. В душу нагадит… Тьфу, прости господи, в сапог, а потом ластится…
— Так гнали бы его поганой метлой, — предложил викарий.
— Нельзя, — мужчина закашлялся, — важный свидетель в деле.
— Пришли, ваше преосвященство.
Тюремщик остановился в мрачной трапециевидной камере, едва освещаемой лучом умирающего света из колодца в потолке. В её центре стояла четвёрка неподъёмных мраморных кубов и шершавая колонна с закреплёнными на ней цепями. Из чёрной дыры в полу, в которую при желании мог протиснуться только весьма стройный человек, тянуло сыростью и смрадом. По стенам висели устрашающие инструменты палача: вилка еретика, шпанский сапог, заржавленные клещи и пилы, кошачья лапа с крючьями-когтями, разноразмерные металлические решётки, жаровни и молотки.
— Подождите здесь, я приведу заключённого, — тюремщик вышел в боковую дверь, оставив Лукку в одиночестве.
Викарий слышал, как он, бренча запорами и громыхая какой-то деревянной конструкцией, возится в соседнем помещении.
— Ползи сюда, философ, тебя хотят видеть! — приглушённо окликнул узника тюремщик.
Лукка не расслышал ответ.
— Лезь, кому говорят, поганец! Пока я не спустился к тебе сам и не пересчитал все рёбра!
Через некоторое время на пороге допросной появился скуластый черноволосый мужчина, заслонявший рукой отвыкшие от света глаза с покрасневшими веками. Тюремщик силой вытолкал его на середину комнаты и пристегнул ржавые кандалы, оплетавшие худые запястья узника, к центральной колонне.