Искры гаснущих жил
Шрифт:
— Это и вправду ты? — Таннис поставила ведро и подошла к клетке, осторожно, бочком.
Пес сел и склонил голову на бок. Оскалился.
Смеется?
Похоже. Морда вон какая, длинная, тощая и нос с горбинкой, ну точь-в-точь как у борзой.
— А потрогать можно?
Кейрен просунул нос между прутьев.
— Не укусишь?
Фыркнул. И вновь оскалился. Точно, смеется… а хвост у него длинный и с кисточкой. Таннис протянула руку, стараясь, чтобы пальцы не дрожали.
— Я… я просто
Морду покрывали иглы, вроде и металлические, но мягкие. Таннис провела по ним кончиками пальцев, и иглы поднимались вслед за прикосновением, пальцы они слегка покалывали, но было не неприятно, скорее уж щекотно.
— Извини, что я на тебя сорвалась, — Таннис погладила широкий лоб и дотянулась до острых ушей. — Просто… все пошло не так.
А глаза у него прежние, человеческие. И в них Таннис видится тень сочувствия. Кейрен прижимается к решетке, позволяя коснуться чешуи. Наощупь она теплая и отчего-то мягкая. Ромбовидные чешуйки, наползающие одна на другую, прогибаются под прутьями.
— Тебе не больно?
Кейрен покачал головой.
Иглы острые, и Таннис, уколов палец, ойкнула, сунула в рот. А Кейрен вздохнул и сел. Длинный хвост его обвил лапы, и кисточка смешно повисла.
— А почему ты вдруг решил… ну… облик сменить?
Приоткрыв пасть, он выдохнул. И облачко пара рассеялось в воздухе.
— Замерз?
Кейрен кивнул.
— Прости, я… принесла одежды. И одеяла надо посмотреть. Я вроде и старалась их выветривать, чтобы не плесневели. Сама не знаю, почему… кому они нужны уже? Все умерли… впрочем, тебе вряд ли интересно.
Пес слабо зарычал, и Таннис села рядом с клеткой. С человеком разговаривать сложнее, человеку приходится доверять, а как верить, когда все вокруг враги? Пес же…
— Пить хочешь? — она отошла за кружкой и, зачерпнув, протянула Кейрену. Воду он нюхал долго, кривился, но все же решился попробовать.
Забавный.
И Таннис, просунув руку между прутьями, дотянулась до кисточки. А Кейрен хвост отдернул и спрятал. Уставился этак, с упреком. И по чешуе дрожь пробежала.
— Одеяла, помню… сейчас.
Очередной Тайник, устроенный Войтехом — Таннис не была уверена, что знает обо всех его схронах — уцелел. И старый сундук, окованный широкими полосами железа, выглядел почти так же, как шесть лет тому. За прошедшие годы он ничуть не полегчал. Вытаскивать пришлось, упираясь обеими ногами в стену. И то сундук выползал медленно, со скрежетом и скрипом. Одеяла, пересыпанные чернотравником, превратившимся в прах, но не утратившим свой резкий едкий запах, уцелели. Таннис вытаскивала их по одному, кое-как отряхивала и несла к жаровне. Конечно, от сырых одеял толку немного, но над жаровней они просохнут быстро, а там…
Кейрен, вернувший прежнее,
— Что это за место, — спросил он и добавил. — Конечно, если это не тайна.
— Не тайна, — Таннис наполняла жаровню кусками угля. Запасов его по уверениям Войтеха должно хватить на несколько дней, а там придется идти к докам, ловить баржу. — Клеренкауэльский арестный дом. Был когда-то.
— Никогда не слышал.
— А до него, вроде, королевская тюрьма… давно… в древние времена.
Под уголь Таннис сунула бумаги и щепу. Промасленная веревка, которую Войтех использовал вместо фитиля, лежала на месте. И Таннис отпилила кусок, растрепала волокна, чтобы горели лучше.
— В совсем древние… еще до смуты… и до пожара. Войтех говорил, что после пожара ваши ушли за реку и там начали отстраивать город. А Нижний людям бросили.
— Может и так. Я не слишком хорошо историю знаю… жаль.
— Мерзнешь?
— Мерзну, — не стал отрицать Кейрен и зябко повел плечами. — Я… вообще плохо холод переношу.
— А я слышала, вы голыми на снегу спать можете.
Таннис не без труда сдвинула жаровню с места. Подтащив ее как можно ближе к решетке, она предложила:
— Грейся.
— Спасибо, — отказываться Кейрен не стал и, протянув руки к углям, блаженно зажмурился. — А на снегу… мои братья могут.
— А ты?
— А я нет.
И снова воцарилось молчание. Тишину нарушал треск пламени, далекий, но меж тем явный голос воды, которая давным-давно обжила нижние ярусы подземного города. Шелест осыпающегося камня и собственное дыхание Таннис.
— Это место нашел Войтех, — она вдруг поняла, что если будет молчать, то вновь расплачется, а плакать на глазах у ищейки — унизительно. Не нуждается Таннис в его жалости.
— Войтех — твой друг?
— Был… когда-то.
— Что с ним случилось?
Руки Кейрена теряли былую бледность, а ладони и вовсе покраснели. Огонь в жаровне разгорался, и воздух над ней дрожал. Таннис, подвинув скамеечку, присела по другую сторону жаровни.
Она ведь тоже замерзла.
Она забыла, до чего холодно в подземельях.
— Повесили, — ответила Таннис на вопрос и, подтянув верхнее одеяло из стопки, закрепила его на крюке. Крючья делал Малыш, он вечно в кузнечных цехах подвизался. И приходил, пропахший металлом, окалиной, углем и потом. Тогда ему было восемь, но шкура на руках из-за въевшейся угольной пыли стала жесткой, пошла трещинами. Левое запястье Малыша пересекал красный рубец, а старая рубаха зияла многими дырочками, словно ее моль поточила.
Не моль — искры.
— Войтех был старше нас всех. Четырнадцать лет.