Искры гаснущих жил
Шрифт:
— А тебе? — Кейрен медленно сжал и разжал кулаки.
— Мне… восемь, когда мы встретились. И двенадцать, когда его не стало.
Таннис сунула ладони меж колен. Так, на корточках, она могла сидеть долго, и Войтех смеялся, что, даже если вытащить из-под задницы Таннис лавочку, та не заметит разницы.
— И да, он заслужил виселицу, если хочешь знать… по вашим законам.
— Закон не для нас, — мягко заметил Кейрен. — Закон для всех.
— Ага, конечно…
— Как вы познакомились? — Кейрен отвел взгляд, но от решетки не отступил, и держал его вовсе не жар, исходивший
— Обыкновенно…
…в многоквартирных домах царит свое равновесие, шаткое, на грани хаоса, но все же равновесие. И ссоры, которые время от времени вспыхивают, и пьяные драки, — часть его. Здесь, при всем многообразии обитателей, все всех знают, и оттого чужаки, появление которых не такая уж редкость, сразу оказываются на виду.
Войтех был чужаком.
Он сидел на лестнице, опираясь на стену и уперев ноги в кованые перила.
— Пропусти, — Таннис спешила.
Сегодня она разоспалась — уже почти рассвело, а Таннис еще к мостам добираться. Старуха же, с которой Таннис сговаривалась, не станет ждать, отдаст салат другим девчонкам, благо, желающих хватает. И Таннис останется без заработка.
— Куда идешь? — поинтересовался высокий худой парень в черной кожанке, почти новой, с железными заклепками на лацканах и латками на локтях. Таннис как-то сразу сообразила, что латки эти для красоты стоят.
— Не твое дело.
— Не скажешь, — спокойно ответил парень, — не пущу. Хотя… дай угадаю, к пристани? Салат, небось, привезли? И охота тебе возиться?
Неохота. Вставать затемно. Бежать. Слушать ворчание старухи, перебирать пучки свежего хрупкого салата, который надобно промыть и тщательно, чтобы ни комочка земляного не осталось. Вода ледяная, и пальцы сведет судорога… а потом еще к рынку нестись. И толкаться, выискивая местечко или отстаивая от других, кому оно тоже надобно… хорошо, если без драки уступят. Орать, срывать голос, расхваливая салат… продавать пучки и надеяться, что товар разойдется раньше, чем увянет…
— Забудь, — парень поднялся и руку протянул, представляясь: — Войтех.
— Таннис.
Руку он пожал осторожно, словно боялся причинить боль. И то, пальцы у Войтеха были сильными, а рука не по возрасту крупной.
— Пойдем лучше в парк, — предложил он. — Заработаешь больше.
Ей и хотелось верить, и не хотелось.
— Чтоб мне сквозь землю провалиться! — поклялся Войтех, ударив себя кулаком в грудь. И слово сдержал, хотя позже Таннис узнала, что сквозь землю он проваливался частенько и большей частью по собственному желанию.
Под землей вообще было очень даже интересно.
— Что вы делали в парке? — Кейрен слушал ее рассказ очень внимательно, так, словно ему и вправду было не все равно. А Таннис говорила… она давно уже ни с кем не разговаривала, чтобы вот так, просто и глядя в глаза.
Глава 15
Его свидетельница была близка.
И недосягаема.
Она вернулась живой и осталась, сидела рядом, по другую сторону жаровни, возилась с древними изгвазданными до полной потери вида одеялами, пытаясь просушить их. А Кейрен всерьез опасался, что одеяла эти вспыхнут.
Забавная.
И
Его свидетельница была задумчива.
Там, наверху, что-то случилось, наверняка, важное и, возможно, страшное, изменившее ее. Она ведь уходила веселой, а вернулась…
— Чем занимались? Потрошили чистюль, — ответила Таннис, закрепляя на кованых крюках очередное одеяло. На темной дерюге расплывались темные же пятна, о происхождении которых Кейрен велел себе не задумываться. Из одеяла сыпался мелкий сор и сгорал, не успев коснуться углей. — Кроме Войтеха нас было пятеро. Если со мной считать.
Восемь лет.
В семь Кейрена выслали в школу и он, привыкший к домашнему уюту, долго не мог приспособиться к новым порядкам. К тому, что вставать приходится на рассвете, и что будет не старая нянька, скрипом дверей, ворчанием, запахом ментоловой мази для суставов — с возрастом у нее суставы начали болеть всегда, а не только на погоду. К тому, что дортуар — не комната, и делить его приходится с дюжиной мальчишек, каждый из которых сильнее Кейрена.
И что в дортуаре топят редко и едва-едва.
Холод царит постоянный, и малые силы уходят всецело на борьбу с ним.
А в классах ничуть не лучше. Форма тонкая, и шерстяная курточка с эмблемой школы ничуть не греет, а чулки из грубой шерсти вызывают зуд.
Кейрену не хватает усидчивости. И внимания. Он ерзает, отвлекается и остается в классе, когда остальные уходят.
Его дразнят неженкой. Он лезет в драку и проигрывает, почти всегда проигрывает, но все равно лезет. И по вечерам, забравшись под тонкое одеяло, дрожит от холода, обиды и понимания, что жаловаться не станет.
Братья ведь тоже учились и ничего…
— Малыш — самый младшенький, на год моложе меня, — подвесив одеяло над углями — конструкция была грубой, но рабочей — Таннис постукивала по ткани палкой, и каждый удар поднимал облако пыли. — Он на заводе при топке работал, катал тележки с углем. Толстяк старше Войтеха. Он сильным был. Прут этот вот согнуть мог.
Таннис протянула прут к клетке, позволяя оценить толщину. И тут же добавила:
— Правда, тупым был… он даже разговаривал с трудом, но Войтеха слушался. Еще Свищ… и Велька. Велька на гармошке играть умел. И с замками управлялся ловко. Его папаша научил, он поначалу Вельку с собою на дело брал, но потом папашу замели и повесили, вот Велька и один остался.
Она рассказывала о какой-то чужой, невозможной жизни, которую Кейрен и представить не мог. Но слушал. Если Кейрен лучше узнает свою свидетельницу, то поймет, чем зацепить ее.
Правда, времени у них осталось не так и много.
— А у мамки его еще трое. Велька уже думал, что сам пойдет, в одиночку, но тут Войтеха встретил. А Войтех уже с парком придумал. Он вообще головастый был.
Кейрена коробило то, с каким восхищением его свидетельница говорит об этом типе, пусть мертвом, но…