Искры гаснущих жил
Шрифт:
— Вы должны были выйти замуж не за меня.
— Знаю, — она все еще мяла платок, но слезы исчезли.
— И наверняка, вы разочарованы.
Чем?
— Нет, — ответила Кэри. Но ей не поверили.
— Оден куда лучше подходил вам.
— Почему?
Какой-то не такой у них получается разговор. И ужин, о котором Кэри напрочь забыла, остыл. А вот вино согревалось уже от ее собственных рук. В бокале тонули отблески света, а тени легли у ног.
Больше не было холодно.
И дождь за окном,
Все было не так, как должно бы, но…
Разве плохо?
— По происхождению. По статусу. По… — Брокк запрокинул голову. — По способности защитить вас… свою семью.
Тень дождя ложилась на его лицо, и кожа обретала синеватый металлический оттенок.
— Дважды я был помолвлен. И обе невесты от меня отказались. Первая — узнав, что моя сестра наполовину альва. Вторая — когда я лишился руки.
— И вы думаете, что и я…
Кэри прикусила губу.
— Вам сложнее, вы не невеста, — жена.
— Пожалуй…
Узоры обручального браслета сроднились с кожей.
— Именно, — Брокк краем глаза заметил ее жест, и подвинул манжет. Он смотрел на застывшее железо со странным выражением на лице, словно раздумывая, как снять его.
Никак.
К счастью.
— Чего вы опасаетесь? — Кэри не знала, имеет ли право задавать ему такие вопросы.
— Пожалуй, того, что однажды вам надоест быть женой калеки, который ко всему много ниже вас по происхождению. Вам захочется иного. И я не вправе буду вас останавливать. Этот брак обречен, Кэри.
— Потому что вы так решили?
Он поклонился.
— Но… — Кэри проглотила обиду. — Мы… хотя бы можем попытаться.
— Вам попытка будет стоить нескольких лет жизни, возможно, что не самых неприятных. Мне она обойдется дороже.
— Вы… просто боитесь!
Кэри вскинула руку и пальцы к губам прижала. Нельзя говорить такое!
— Боюсь, — не стал отрицать Брокк и, протянув руку, коснулся ее ладони. Кожа… под ней металл, но кожа все равно теплая, словно живая. — И поверьте, для этого страха у меня все основания.
— И… что нам делать?
У него красивая улыбка. Печальная только.
— Мы можем попытаться стать друзьями.
Дружить с собственным мужем? Какая нелепость! Но… если ему так будет легче.
— И для начала разберемся с Ригером.
Ладонь Кэри дрогнула, и Брокк поспешно убрал руку.
— Он просил пятьдесят фунтов? Заплатите.
— Но…
Ригеру будет мало! И потратив полученное — а Кэри не сомневалось, что пятидесяти фунтов хватит ему ненадолго — он вернется и попросит больше… и так будет повторяться снова и снова.
— Пейте вино, — велел Брокк.
Он больше не выглядел растерянным и печальным, напротив, улыбка его стала жесткой, а на щеке проступили капли
— Пейте. И поймите, я не боюсь скандалов, но мне интересно, сколь далеко готов зайти Ригер… — Брокк упер сложенные щепотью пальцы в подбородок. — Передавая деньги, упомяните невзначай, что я вам не уделяю внимания. Это к слову, правда, хотя и обязуюсь исправиться. Скажите, что я все время провожу в мастерской. У меня какая-то новая идея, но вы не знаете, какая именно… однако я весьма ею увлечен.
— Вы хотите…
— Я хочу, чтобы вы мне подыграли.
— Если он мне поверит, то… заинтересуется вашей работой?
— Именно, — Брокк наклонил голову и пальцы уперлись в висок. Темные швы выделялись на светлой коже перчатки. Белели в полумраке манжеты. Поблескивали искры в камнях запонок.
— И если он проявит интерес…
— Я надеюсь, что он проявит интерес. Кэри, я понимаю, что он — не самый приятный собеседник и ты бы хотела избавиться от него поскорей, но… потерпи. Пожалуйста.
…потерпи, пожалуйста. Сейчас пройдет, — Сверр сидит на корточках. Он стянул рубашку, и солнце гладит тощую белую спину, на которой жилой проступает хребет. Ребра торчат. И треугольники лопаток растягиваю кожу, покрытую сыпью.
Вчера Сверр переел клубники.
И спина чешется, он дергает то левым плечом, то правым, то, позабыв о том, что расчесывать пятна нельзя, тянется к ним. Но сейчас ему не до собственных бед.
Он рвет рубашку, и ткань трещит.
— Потерпи, — повторяет Сверр и оторванный лоскут полощет в воде. А у воды срывает подорожник и, сунув в рот, жует.
Кэри больше не плачет, она сидит, закинув ногу за ногу, и по стопе стекает кровь, красные капли скатываются на песок и в него же уходят. Чистый такой… желтоватый, темный у самой кромки воды. И стекло на солнце сияет ярче алмазов. Кто и когда оставил его?
Кэри не знала.
— Закрой глаза, — просит Сверр, осторожно стирая со ступни и песок, и кровь. А между пальцами застряла ниточка водорослей.
— Зачем?
— Стекло надо вытащить. Лучше не смотри.
И Кэри кивает, она не будет смотреть на ногу и торчащий из ступни осколок. Сверр справится с ним. Он всегда и со всем справляется… он самый лучший.
Кэри отворачивается, она глядит на песок, на воду, которая уже зацвела и обрела неприятный зеленоватый оттенок. На ивы, в воде отраженные. На старое бревно, что зарылось в тину, и можно представить, будто это не бревно, но древнее чудовище, которое ждет добычу…
Боль была резкой. И Кэри дернула ногой.
— Прости! — она едва не опрокинула Сверра на песок, а он показал ей длинный осколок.
Это зуб того чудовища!
— Ты храбрая для девчонки, — Сверр поднес осколок к носу и втянул запах, кисловатый, тревожащий.