Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов

Коллектив авторов

2. Задачи Музыкальной секции ГАХН

При постановке основных задач руководители Музыкальной секции базировались на общей концепции деятельности Академии, сформулированной на первом заседании ГАХН 16 июня 1921 г. и в программной статье ее президента П. С. Когана «О задачах Академии и ее журнала»:

Для того чтобы всесторонне охватить проблему искусства, Академия ведет свои занятия в трех основных разрезах. Первая группа работ имеет в виду синтетическое изучение явлений искусства, как продуктов духовной и материальной творческой деятельности, с точки зрения эмпирико-позитивного исследования в их а) элементах, b) конструкции и с) композиции. Центром внимания является материал…Методами служат наблюдение и эксперимент над содержанием и процессами художественного творчества и восприятия и над произведением искусства во всей сложности, как психофизическим объектом. [942]

942

П. С. Коган. О задачах Академии и ее журнала. С. 8–9.

Эта установка, данная Физико-психологическому отделению ГАХН, оказалась понятной и близкой членам Музыкальной секции. Именно в направлении синтетического изучения явлений искусства, элементов языка искусства как таковых и их психофизического

обоснования, а также систематизации терминологии музыкальной науки велись основные исследования Подсекции теории музыки, Комиссий по изучению новых звукорядов и по изучению музыкальной психологии, Комиссии по музыкальной энциклопедии, Психофизической лаборатории и др.

Задачу Музыкальной секции ГАХН провозгласил на первом заседании 19 сентября 1921 г. ее председатель Сабанеев: разработка проблем «в области синтеза музыки с другими искусствами». [943] Эта задача была принципиально новой для русской музыкальной науки. И хотя на деле она не стала основной для Музыкальной секции, исследования категорий формы, ритма, метра, темпа, звука, интонации и др., именно в качестве общих категорий для всех искусств, велись в секции постоянно.

943

РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 1. Протоколы заседаний Музыкальной секции НХК. Протокол № 1. 19 сентября 1921 г. Л. 1.

Основная работа секции была направлена на выработку и уточнение категориального аппарата музыкальной науки. На ее заседаниях постоянно и интенсивно дискутировались понятия музыкального времени (взаимоотношений темпа, метра, ритма и их фиксации в нотной записи), разнообразия звуковых систем, соотношения имманентно музыкальных и экстрамузыкальных факторов в восприятии и др.

В связи со сказанным кажется закономерным, что одним из первых больших проектов, обсуждавшихся на заседании секции, стала «Музыкальная энциклопедия» (предполагаемый объем 250 п.л.). Этот проект, предложенный Ю. Д. Энгелем 15 марта 1922 г., собирались реализовать в течение примерно четырех лет. [944] Однако через несколько месяцев Энгель эмигрировал, и идея энциклопедии сошла на нет. Правда, уже в 1924 г. при Музыкальной секции ГАХН была создана новая Комиссия по составлению «Музыкальной энциклопедии» под председательством М. В. Иванова-Борецкого; комиссия просуществовала до 1928 г., и за сезон 1927/1928 гг. ее членами было написано 130 статей. [945] Завершить «Энциклопедию…» не удалось; ряд статей М. В. Иванова-Борецкого, Л. Л. Сабанеева и К. А. Кузнецова, очевидно, предназначенных для нее, опубликован уже в наше время. [946]

944

Как известно, Ю. Д. Энгель был редактором первого русскоязычного перевода 5-го издания музыкального словаря Римана (М. – Лейпциг, 1901–1904), в который он добавил около 800 собственных статей.

945

Бюллетень ГАХН. 1927–1928. № 10. С. 44.

946

СХТ ГАХН. С. 21–22, 37, 74–75, 76, 91–92, 96–98, 127, 135, 137–138, 149, 169, 238, 361–363, 394, 395–396.

Неудачи проектов гахновских музыкальных энциклопедий, на наш взгляд, были предопределены не только объективными жизненными обстоятельствами, но и разнородностью мнений членов секции: им было сложно выработать единый взгляд на предмет. Более реальным было бы создание авторских словарей музыкальных терминов. В этом отношении показательно, что идея систематизировать не только музыкальные, но и – шире – искусствоведческие термины уже после распада ГАХН реализовалась в ряде авторских статей Яворского, сложившихся в своего рода словарь. [947]

947

Эти до сих пор не опубликованные статьи и наброски Яворского относятся в основном к 1930-м гг. (ГЦММК. Ф. 146. № 7344, 7351 и др.). Стремление критически пересмотреть музыкальную терминологию в соответствии с собственным пониманием теории музыки было характерно не только для Яворского, но и для другого создателя авторской теории – Конюса. Ряд работ Яворского и Конюса 1910-х – начала 1930-х гг. был специально посвящен исправлению ошибок традиционного (прежде всего немецкого) музыковедения. Примером могут служить неопубликованные работы Яворского «Ошибочные “исторические” определения» и «О расхождении в понятиях музыкальных терминов» (ГЦММК. Ф. 146. № 315, 396) и книга Г. Э. Конюса «Критика традиционной теории в области музыкальной формы» (М., 1932).

Наиболее плодотворной формой дискуссий о музыкальной терминологии оказалось чтение докладов, объединенных сходной тематикой и сопровождающихся прениями. Особенно интересна и обширна серия докладов, посвященных проблеме метра и ритма и читанных на Подсекции теории музыки и Комиссии по музыкальной эстетике в 1924–1925 гг.: «О ритме» и «Обсуждение форм разнообразия» Э. К. Розенова, «О понятии метра и ритма» А. Ф. Лосева, «К вопросу о взаимоотношении понятий ритма и метра» П. Н. Ренчицкого, «Взаимоотношения метра и ритма» Л. Л. Сабанеева, «Ритм, сущность его и основа» Н. С. Морозова и др. Проблема ритма дискутировалась не только на тематических заседаниях, но практически постоянно. Например, на заседаниях Подсекции музыкальной психологии Музыкальной секции, где ставились эксперименты по восприятию ритма в связи с акцентностью в музыке (какого рода акценты существуют в музыке и какими средствами создается акцент?). [948] Этим размышлениям в значительной мере посвящена книга Сабанеева «Музыка речи». [949] Коллективно обсуждались также симметрия и золотое сечение в музыке (доклады Розенова, Сабанеева) и др.

948

Доклад Т. Е. Карповцевой «Предварительный отчет о некоторых результатах, полученных при психологическом исследовании ритмической оформленности интервала» на заседании Подсекции музыкальной психологии Музыкальной секции ГАХН от 7 апреля 1927 г. (РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 28. Л. 38).

949

Л. Л. Сабанеев. Музыка речи. Эстетическое исследование.

Область задач другого отделения ГАХН, Социологического – «исследование искусства с точки зрения его социального происхождения и значения», [950] – если и затрагивалась в трудах сотрудников секции, то редко, по касательной. Социальная ориентированность взглядов Н. Я. Брюсовой и одного из младших членов секции, А. А. Альшванга, практически не сказывалась на работе секции в целом. [951] Исключением стал доклад

Н. Я. Брюсовой «Революционная музыка», прочитанный 29 октября 1929 г. на совместном заседании Подсекции теории музыки и Социологического отделения. И лишь в последний год существования Музыкальной секции, в 1930-м, при ней была создана Комиссия по изучению массового слушателя, чья деятельность имела специально-социологическую направленность. [952] Кроме того, члены Музыкальной секции обычно не учитывали в своей работе ни идеи исторического материализма, ни «партийные тенденции». Более того, в нескольких докладах напрямую высказана такая мысль:

950

П. С. Коган. О задачах Академии и ее журнала. С. 9.

951

Брюсова была склонна рассматривать музыкальные явления в социологической плоскости, напрямую перенося понятия из области социологии в область теории музыки. Вот пример такого вульгарного социологизма в толковании понятия музыкального синтаксиса – тактовой черты: «Тактовая черта при ее появлении квалифицировалась как рабство, теперь же при употреблении ее для обозначения момента ладовой перемены употребление ее является свободным, связанным только с логикой сочинения» (РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 1. Протоколы заседаний Музыкальной секции Научно-художественной комиссии. Протокол № 14. 7 июня 1922 г. Л. 1).

Более сложным является вопрос социальной ориентированности взглядов Яворского (см. об этом: O. Bobrik. Boleslav Javorskij und die Emigranten. S. 193–209; O. Bobrik. La formation et l’'evolution de theorie du «rythme modal» chez Boleslav Javorski. P. 184–195). Хотя со второй половины 1910-х гг. он интересовался теорией исторического материализма и под ее воздействием трансформировал свое учение о стилях в искусстве, в его гахновских работах прямое влияние идей исторического материализма, на наш взгляд, не ощущается.

952

Протоколы заседаний этой комиссии с 26 февраля по 26 сентября 1930 г. сохранились в РГАЛИ (Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 68).

Цель [рациональной музыкальной эстетики]… воодушевляет еще интересом практическим – противодействовать вреду, причиняемому музыкальной жизни повсеместно господствующей произвольной и злоупотребляющей своей авторитетностью музыкальной критикой, в лучшем случае опирающейся на формальные схоластические основы, в худшем – на партийные тенденции. [953]

Для сравнения приведем фрагмент доклада И. Р. Эйгеса «Принципы музыкальной литературы и критика у нас» (31 марта 1927 г., Подсекция теории музыки): «Мнение докладчика – что музыка должна рассматриваться с точки зрения чисто музыкальной, и он осуждает всех, стоящих на иной». [954] Очевидно, откуда возникло стремление строго ограничить область изучения имманентными музыкальными закономерностями. Причиной тому послужило агрессивное давление партийной критики, направлявшее всякое социологическое исследование по заранее проложенному руслу. Своеобразным исключением из правила стал доклад В. М. Беляева «Концепция времени и ее влияние на музыку» (1926): в нем музыка рассматривается с социологической, но не марксистской точки зрения (речь об этом докладе пойдет ниже).

953

Э. К. Розенов. Вывод основных законов музыкального построения. Доклад, прочитанный на Комиссии по музыкальной эстетике 19 сентября 1924 г. (РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 5. Л. 6.). Ср.: Л. Л. Сабанеев. Музыка речи. Эстетическое исследование. С. 4 и др.

954

РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 26. Л. 14.

Задачи Философского отделения – подведение итога «деятельности эстетической мысли, европейской и, в частности, русской, как в области систематического анализа, так и в сфере самой науки эстетики» и выяснение и систематизация «теоретических предпосылок новых и новейших течений в искусстве» [955] – оказались не по силам сотрудникам Музыкальной секции, строго говоря, за единственным исключением, которым был А. Ф. Лосев. Безусловно, философия искусства интересовала не только его, но и Б. Л. Яворского, В. М. Беляева, С. Н. Беляеву-Экземплярскую и др. Однако в случае, например, Беляева это было скорее не философией, а философствованием; Яворский же – музыкальный мыслитель с присущим ему настоящим универсализмом обобщений – публиковал, работая в Музыкальной секции ГАХН, труды сугубо музыкально-технологической направленности. [956]

955

П. С. Коган. О задачах Академии и ее журнала. С. 10.

956

См., напр.: С. Беляева-Экземплярская, Б. Яворский. Структура мелодии.

Непопулярность философской проблематики в работах членов Музыкальной секции объяснялась прежде всего относительной малоразвитостью отечественной традиции философско-эстетического осмысления музыкального искусства вообще. В отличие от Западной Европы, где музыкальная дисциплина со времен Средневековья входила в квадривиум, в России ничего похожего не было. Музыкально-теоретические дисциплины существовали только как прикладные (со второй половины XIX в. они преподавались в консерваториях). [957] Если первая кафедра теории и истории музыки в Западной Европе (в Гёттингене) была создана в 1787 г., то в России музыкальную науку стали считать специальностью лишь в начале 1920-х гг.: в 1924 г. при участии М. В. Иванова-Борецкого в Московской консерватории открылось Музыкально-научное отделение композиторского факультета. [958]

957

Несмотря на наличие нескольких искусствоведческих институтов в Москве и Петербурге, восприятие музыковедения прежде всего в качестве прикладной дисциплины как тенденция фактически сохраняется до сих пор.

958

О музыковедении в дореволюционной России ученик Иванова-Борецкого Ю. В. Келдыш писал: «В дореволюционной России музыковедения как особой, самостоятельной профессии вообще не существовало. Обучавшиеся в консерваториях по теоретической специальности готовились только к педагогической, а не к научной деятельности. Музыковедческие дисциплины, в отличие от большинства западных стран, не преподавались и в русских университетах. Лишь одиночки посвящали себя научной работе в области музыки, часто совмещая это с другой специальностью, так как занятие музыковедческими исследованиями не могло обеспечить материальной базы для существования» (Ю. Келдыш. 100 лет Московской консерватории. С. 112).