Искусство стареть (сборник)

Губерман Игорь Миронович

Я послан жить был и пошёл,чтоб нечто выяснить в итоге,и хоть уход мой предрешён,однако я ещё в дороге.

Весь век я был занят заботой о плоти,а дух только что запоздало проснулся,и я ощущаю себя на излёте —как пуля, которой Господь промахнулся.

Жить беззаботно и оплошно – как раз и значит жить роскошно

Ушли и сгинули

стремления,остыл азарт грешить и каяться,тепло прижизненного тленияпо мне течёт и растекается.

Когда остыл душевный жар,а ты ещё живёшь зачем-то,то жизнь напоминает жанр,который досуха исчерпан.

Уже мы в гулянии пылкомучастие примем едва ли,другие садятся к бутылкам,которые мы наливали.

Покуда мы свои выводим трели,нас давит и коверкает судьба,поэтому душа – нежней свирели,а пьёшь – как водосточная труба.

Мы столько по жизни мотались,что вспомнишь – и льётся слеза,из органов секса осталисьу нас уже только глаза.

Нам не светит благодатьс ленью, отдыхом и песнями:детям надо помогатьдо ухода их на пенсии.

Не сдули ветры и годани прыть мою, ни стать,и кое-где я хоть куда,но где – устал искать.

Всюду ткут в уюте спаленновых жизней гобелен,только мрачен и печаленчуждый чарам чахлый член.

На старости я сызнова живу,блаженствуя во взлётах и падениях,но жалко, что уже не наяву,а в бурных и бесплотных сновидениях.

Покрыто минувшее пылью и мглой,и грустно чадя сигаретой,тоскует какашка, что в жизни былойбыла ресторанной котлетой.

На старости я, не таясь,живу как хочу и умею,и даже любовную связья по переписке имею.

Опыт наш – отнюдь не крупностьистин, мыслей и итогов,а всего лишь совокупностьран, ушибов и ожогов.

Ругая жизнь за скоротечность,со мной живут в лохмотьях пёстрыхдве девки – праздность и беспечность,моей души родные сёстры.

Окажется рощей цветущейущелье

меж адом и раем,но только в той жизни грядущеймы близких уже не узнаем.

Ещё мне внятен жизни шуми штоф любезен вислобокий;пока поверхностен мой ум,ещё старик я не глубокий.

Слава Богу, что я уже старый,и погасло былое пылание,и во мне переборы гитарывызывают лишь выпить желание.

Мне жалко, что Бог допускаетнелепый в расчётах просчёт,и жизнь из меня утекаетбыстрее, чем время течёт.

Я старый, больной и неловкий,но знают гурманки слияния,что в нашей усталой сноровкеещё до хера обаяния.

В пустыне усталого духа,как в дремлющем жерле вулкана,всё тихо, и немо, и глухо —до первых глотков из стакана.

Уже виски спалила проседь,уже опасно пить без просыпа,но стоит резко это бросить,и сразу явится курносая.

Житейскую расхлёбывая муть,так жалобно мы стонем и пыхтим,что Бог нас посылает отдохнутьбыстрее, чем мы этого хотим.

Я слишком, ласточка, усталот нежной устной канители,я для ухаживанья стар —поговорим уже в постели.

Одно я в жизни знаю точно:что плоть растянется пластом,и сразу вслед начнётся то, чтоТворец назначил на потом.

Я шамкаю, гундосю, шепелявлю,я шаркаю, стенаю и кряхчу,однако бытиё упрямо славлюи жить ещё отчаянно хочу.

Себя из разных книг салатомсегодня тешил я не зря,и над лысеющим закатомвзошла кудрявая заря.

В любом пиру под шум и гамушедших помяни:они хотя незримы нам,но видят нас они.

Я к веку относился неспростас живым, но отчуждённым интересом:состарившись, душа моя чиста,как озеро, забытое прогрессом.

Ничуть не больно и не стыдноза годы лени и гульбы:в конце судьбы прозрачно видносуществование судьбы.