Искусство стареть (сборник)

Губерман Игорь Миронович

Смешно грустить о старости, друзья,в душе не затухает Божья искра;склероз, конечно, вылечить нельзя,но мы о нём забудем очень быстро.

Все толкования меняютсяу снов периода старения,и снится пухлая красавица —к изжоге и от несварения.

К очкам привыкла переносица,во рту протезы, как родные,а после пьянки печень проситсяуйти

в поля на выходные.

В последней, стариковской ипостасипечаль самолюбиво я таю:на шухере, на стрёме, на атасе —и то уже теперь не постою.

Растаяла, меня преобразив,цепочка улетевших лет и зим,не сильно был я в юности красив,по старости я стал неотразим.

Вот женщина шлёт зеркалу вопрос,вот зеркало печальный шлёт ответ,но женщина упрямо пудрит носи красит увядание в расцвет.

Я курю, выпиваю и ем,я и старый – такой же, как был,и практически нету проблемдаже с этим – но с чем, я забыл.

Памяти моей истёрлась лента,вся она – то в дырах, то в повторах,а в разгаре важного момента —мрак и зга, хрипение и шорох.

Печальна человеческая карма: с годами нет ни грации, ни шарма

Наплывает на жизнь мою лёд.Он по праву и вовремя он.Веет холод. И дни напролёту меня не звонит телефон.

Знает каждый, кто до старости дорос,как похожа наша дряхлость на влюблённость,потому что это вовсе не склероз,а слепая и глухая просветлённость.

Моё уже зимнее сердце —грядущее мы ведь не знаем —вполне ещё может согретьсячужим зеленеющим маем.

Уже в наших шутках и пении,как эхо грядущей нелепости,шуршат и колышутся тенямизнамёна сдающейся крепости.

С того и грустны стариканы,когда им налиты стаканы,что муза ихнего развратаушла куда-то без возврата.

Я хотя немало в жизни видел,в душу много раз ронялась искра,всё-таки на Бога я в обиде:время прокрутил Он очень быстро.

Что старику надрывно снится,едва ночной сгустился мрак?На ветках мается жар-птица,шепча: ну где же ты, дурак?

В тиши укромного жилищая жду конца

пути земного,на книжных полках – духа пищаи вдоволь куплено спиртного.

Я под раскаты вселенского шумастарость лелею свою;раньше в дожди я читал или думал,нынче я сплю или пью.

От возраста поскольку нет лечения,то стоит посмотреть на преимущества:остыли все порочные влечения,включая умножение имущества.

Уже я начал хуже слышать,а видеть хуже – стал давно,потом легко поедет крыша,и тихо кончится кино.

Утопая в немом сострадании,я на старость когда-то смотрел,а что есть красота в увядании,я заметил, когда постарел.

Годы меня знанием напичкали,я в себе глазами постаревшимивижу коробок, набитый спичками —только безнадёжно отсыревшими.

Время жизни летит, как лавина,и – загадка, уму непомерная,что вторая её половинабезобразно короче, чем первая.

Начал я слышать с течением лет —жалко, что миг узнавания редок:это во мне произносит мой дед,это – отец, но возможно, что предок.

Забавно мне, что старческие немощив потёмках увядания глухихизрядно омерзительны и тем ещё,что тянут нас рассказывать о них.

Дико мне порой сидеть в гостях,мы не обезумели, но вроде:наши разговоры о смертяхбудничны, как толки о погоде.

Блаженна пора угасания:все мысли расплывчато благостны,и буйственной жизни касанияскорее докучны, чем радостны.

Едва пожил – уже старик,Создатель не простак,и в заоконном чик-чирикмне слышится тик-так.

Текут по воздуху года,легко струясь под каждой крышей,и скоро мы войдём туда,откуда только Данте вышел.

Друзья, вы не сразу меня хороните,хочу посмотреть – и не струшу,как бес – искуситель и ангел – хранительпридут арестовывать душу.

Сегодня, выпив кофе поутру,я дивный ощутил в себе покой;забавно: я ведь знаю, что умру,а веры в это нету никакой.