Испытание морем
Шрифт:
— И всё это она затеяла, только чтобы помочь иудейке? — изумился я, когда узнал причину столь коварного поведения Марты.
— Ей стало жалко еврейку, поскольку руки у той превратились в сплошные кровавые раны, сеньор Иньиго, — пожал плечами швейцарец, — там от скатерти уже тряпка осталась, а пятна всё равно не отстирались.
— И кто об этом знал? Бартоло тоже? — удивился я, на что швейцарец опустил голову.
— Да говори уже! — чуть повысил я голос.
— Знал сеньор Иньиго, — признался Бернард, — он сам помогал девушке.
Я
— Печенья хоть вкусные? — поинтересовался у него я.
— Очень, сеньор Иньиго, — жалобно признался он, — не ел такие с момента отъезда с родины.
— Ладно, раз все такие жалостливые, — решил я, — ты мне ничего не говорил, а я сделаю вид, что ничего не знаю.
Швейцарец с изумлением посмотрел на меня.
— А что с девушкой? Как быть с иудейкой?
— Подойти и порежь кинжалом ту тряпку, скажи, что так будет всем проще, — распорядился я, — и да, про то, что это сказал я, всем ни слова.
— Хотите сделать из меня героя? — изумился он, — но зачем?
— В этом доме всегда должен оставаться только один тиран, — самодовольно заметил я, приосанившись.
— Как скажете сеньор Иньиго, но я не заслуживаю такой чести, — он покачал головой.
— Заслуживаешь Бернард, поскольку единственный, кому хватило силы духа рассказать мне об этом, — я стал серьёзным, — и не забудь мне потом эти свои лекерли тайком принести, когда благодарные руководители заговора приготовят их для тебя в честь такого события.
— Конечно сеньор Иньиго, — швейцарец чуть повеселел и вышел из комнаты. Я же, задумавшись, как же столь разные люди могут так быстро объединяться перед одной целью, вернулся к работе.
Этой же ночью
Марта, стирала проклятую тряпку одна, а Сара рыдала рядом. Она уже физически не могла ничего делать, поскольку раны на руках кровоточили и приносили только боль.
Комната осветилась светом и внутрь зашли два мужчины.
— Алонсо, что случилось, дорогой? — Марта удивлённо посмотрела на явно сонного любовника.
— Бернард зачем-то поднял меня, — зевнул тот, показывая на швейцарца.
— Что-то случилось? — повариха испуганно посмотрела на гиганта.
Тот кивнул, вытащив из ножен кинжал. Затем подошёл, забрал из её рук тряпку и порезал её на мелкие лоскуты. Рты у всех присутствующих в комнате открылись.
— Утром будешь заводить печь, всё сожги, чтобы никто не видел, — приказал он изумлённой поварихе, отдавая обратно куски ткани, — я доложу в обед сеньору Иньиго, что скатерть не выдержала многочисленных стирок и порвалась.
— А если он попросит принести её? — задумчиво поинтересовался Алонсо.
— Ты подтвердишь, что по этой причине выкинул её, — швейцарец повернулся к управляющему, — я не намерен отдуваться за вас один.
Кастилец
— Всё, пора этой истории наконец закончиться, — швейцарец посмотрел на всех, и остановил свой взгляд на рыдающей иудейке, — а ты, следующий раз думай, что делаешь и в чьём присутствии.
Она молча закивала головой.
— Всё, расходимся и выспимся хотя бы сегодня, — Бернард вернул кинжал на пояс и повернувшись вышел из комнаты.
Марта обняла Сару.
— Дорогая, твои мучения закончились, — вздохнула и она сама облегчённо, — идём спать.
В обед, смотря на то, как мне все врут о том, что скатерть порвалась и девушка работать ввиду ужасного состояния рук больше не может, я приказал нанять доктора для неё за мой счёт и выпроводил всех из комнаты, кроме Бернарда. Тот подмигнул мне, вышел за дверь и вскоре вернулся со свёртком, разложив который на столе, он одурманил меня запахом медового теста, исходящего из свежеиспечённых печений, пахнувших ещё к тому же какими-то сладкими пряностями и миндалём.
— Неси травяной настой, — приказал я, откусив кусочек.
Пять минут мы ели молча, изредка поглядывая друг на друга.
— Ну ладно, признаю, я бы сам за них продался, — вздохнул я, подтягивая себе следующее печенье, больше похожее на пряник, поскольку Марта готовила в высшей степени божественно.
— Мгм-м, — промычал швейцарец, покивав головой, с полным набитым ртом.
— Доктора ей путь Алонсо хорошего найдёт, и приставит иудейку к обычной работе, когда она вылечит себе руки, — продолжил я, — а то я что-то последнее время стал уставать исписывать тонны бумаги, непорядок это. Граф я или писарь какой.
— Бартоло? — поинтересовался у меня Бернард.
— Я пробовал, но он не финансист, постоянно делает много ошибок, — покачал я головой, — так что пусть пока иудейка проходит все наши проверки, а позже я приставлю её к делу. Как там кстати, нет вестей от Иосифа Колона? Он должен был уже давно отчитаться с Исааком о работе.
— Обещал дать ответ в течение недели, сеньор Иньиго, — закивал Бернард, — сказал много возни с документами.
— Мы уже здесь и так задержались больше, чем я планировал, — поморщился я, — но что делать, тут ещё желающих добавилось последовать примеру Авраама, и мне прибавилось геморроя с новыми дочерними банками. Нужно теперь проконтролировать работу каждого, а я один.
— Может послать за его учениками? — поинтересовался у меня швейцарец.
— Подождём ещё неделю, — вздохнул я, — погоды это нам не сделает. А пока займись девушкой, пусть её побыстрее вылечат.
— Найду лучшего врача, сеньор Иньиго, — кивнул он, поднимаясь с табурета и закидывая в рот последнее печенье, прежде чем скрыть следы преступления и убрать блюдо с оставшимися крошками.
18 ноября 1457 A . D ., Сеговия, королевство Кастилии и Леона