Испытание огнем
Шрифт:
— Ладно, — буркнул я, вытаскивая телефон из кармана. — Попробуем современные технологии. Включил камеру, активировал функцию автоматического перевода. Прицелился в табличку. На экране мигнули пиксели... зависли... и выдали в итоге пустоту. Ошибка. Нет сети.
— Отлично, — сказал я. — Вот и поговорили.
Фыркнув, я всё же сфотографировал табличку на всякий случай. Мало ли, может быть, потом найду способ расшифровать. Или покажу кому-то умному.
— А вот ты, профессор Никак, какую бы выбрал? — спросил я у пса, шутливо поклонившись. Пёс обошёл три двери по дуге, осторожно принюхиваясь к каждой. Сначала остановился перед
Дверь издала низкий скрип, словно стон старого дерева, и слегка приоткрылась. И тут произошло странное. Две остальные двери — левая и правая — задрожали. По их поверхности побежали тонкие трещины, словно кто-то выцарапывал их изнутри. Следом, в какой-то момент, всё пошло прахом — они осыпались. Беззвучно, словно сделанные из песка, осыпались на бетонный пол. На котором не осталось ни единого следа.
Я стоял, вытаращив глаза, чувствуя, как где-то внутри холодным комом сжалась тревога.
— Ну да, конечно, — пробормотал я. — Всё как в старой доброй загадке. Только никакого выбора у нас теперь нет.Никак посмотрел на меня с видом «ну ты и тугодум», потом снова ткнулся носом в приоткрытую дверь.
Тёплый, но тяжёлый воздух тянулся оттуда. Пахло чем-то древним и влажным, с непонятными примесями. Я сжал кулаки, чтобы руки не дрожали.
— Ладно, братец. — выдохнул, стараясь взять себя в руки. — Идём, раз уж начали.Я подтолкнул дверь чуть шире, и она с тяжёлым вздохом распахнулась внутрь. За ней тянулся узкий, низкий коридор, уходящий во мрак. Мы сделали первый шаг внутрь. И первое, что почувствовал — воздух изменился.
Он был плотным, как кисель, тёплым и тяжёлым. Казалось, что он не столько заполнял лёгкие, сколько обволакивал изнутри. Пахло горелой древесиной, сырой землёй и... чем-то горьким и приторным одновременно, как запах увядших цветов на кладбище. Коридор вывел нас в огромное помещение.
Оно было куда больше холла, из которого мы только что вышли. Куполообразный зал, выдолбленный в камне, уходил вверх метров на двадцать, а может, и больше. Света почти не было — только редкие мерцающие факелы в металлических держателях, едва рассеивающие густую тьму.
И в этой тьме — я увидел их. Фигуры. Десятки фигур. Они стояли по кругу, как чёрные силуэты на фоне еле светящегося камня. Тени, отдалённо напоминающие людей, но слишком вытянутые, слишком кривые. Их тела казались зыбкими, как дым в затхлом воздухе. Они медленно покачивались из стороны в сторону, будто следуя неведомому ритму. Я замер. Никак прижался к моей ноге, шерсть на его загривке встала дыбом.
И тут они заметили нас. Одновременно. Как по команде, все фигуры повернули ко мне свои лики — если это вообще были лица. В местах, где должны были быть глаза, вспыхнули красные точки. Яркие, злые, полные такой ненависти, что у меня перехватило дыхание. Они начали двигаться. Медленно и беззвучно, словно не шли, а скользили по камню. Круг начал сжиматься.
— Назад, — прохрипел я и шагнул назад. Но за спиной больше не было прохода. Я нащупал только гладкую холодную стену. Там, где ещё мгновение назад была дверь, теперь была сплошная серая поверхность. Без выхода. Тени приближались.
Никак шагнул вперёд. Я увидел, как
Шерсть словно вспыхивала электрическими разрядами, мышцы наливались силой. За пару секунд мой небольшой пёс стал размером с крупного добермана — а затем продолжил увеличиваться. Я вжался в стену, ошарашенно наблюдая, как мой верный спутник превращается в нечто большее, чем обычная собака. Тени уже были совсем близко. Их лица — или то, что их заменяло — исказились. Красные глаза разгорелись ярче, тени начали дрожать, словно их охватил страх. Никак поднял голову к потолку.
И зарычал. Не так, как до этого. Это уже не был обычный собачий рык. Это был гул. Оглушающий, первобытный, перекрывающий все звуки вокруг. Казалось, он шёл не только от Никака — он наполнял сам воздух, сам камень, пронизывал всё пространство. От низкой частоты этого рыка у меня заложило уши, помутилось сознание, перед глазами поплыли цветные круги.
Я закрыл лицо рукой, пытаясь не потерять равновесие. Через пальцы я видел, как тени замирают. И начинают рассыпаться. Нет — не осыпаться, не таять. Они дрожали, их контуры расплывались, словно кто-то растворял их изнутри. И тут я увидел, как их втягивает внутрь... в пасть моего питомца. Он не шевелился. Просто держал широко открытую пасть, и в неё, словно через воронку, медленно, мучительно всасывались эти злобные образы. Один за другим. Тени рвались, сопротивлялись, их лица безмолвно кривились в немом крике, но Никак явно был сильнее. Их вырывало из зала, как листья осенним вихрем. Когда последний обрывок тени исчез, рык затих.
Тишина застыла в воздухе. Я стоял, опёршись на стену, глотая воздух, будто выбрался из-под воды. Никак сидел посреди зала. Маленький, обычный. Снова тот самый знакомый пёс. Его шерсть только чуть-чуть подрагивала от напряжения, словно ещё не полностью отпустила недавнюю ярость. Я моргнул, несколько раз. Провёл руками по лицу. Посмотрел на своего друга.
— Ты это... я уже в целом догадался, что ты не обычная собака. Но вот этот фокус меня удивил. — проговорил я. — А жителей этого подземелья поразил прямо в сердце!
Никак фыркнул и ткнулся носом мне в колено. Мол, «пойдём уже, чего застыл». И в этом было столько обычности, столько нашего с ним прежнего взаимопонимания, что я невольно усмехнулся. Хотя в глубине души понимал: после этого я уже не смогу смотреть на него так же, как раньше.
Выхода отсюда не было видно. Только этот огромный пустой зал, стены которого терялись в темноте. Мы с псом шли вперёд, шаги отдавались глухим эхом, хотя казалось, что никакой акустики здесь быть не может — воздух был слишком тяжёлым. Когда мы приблизились к центру помещения, я почувствовал что-то странное. Словно внезапно прошёл сквозь невидимую завесу, типа мыльной пенки. Только переступил за этот невидимый порог — и всё изменилось. Темнота стала гуще, почти осязаемой. Воздух задрожал, приобрёл металлический привкус на языке, как будто я только что лизнул ржавую монету. Я остановился, оглядываясь.