История болезни (документальная повесть) - часть первая
Шрифт:
– Что от нас зависит, мы все сделаем! – уходит.
Она опустошенная садится на стул и тупо смотрит куда-то вдаль.
Успокаиваю:
– Мам, не переживай, операция простая - просто зашьют дырки и все!
– Сыночек, когда тебя забрала «Скорая» в больницу, тоже думала операция «аппендицит» - простая. Тебя увезли, а к нам зашла соседка - баба Тоня и пригласила пойти с ней на индийский фильм. Я, как последняя дура, согласилась и пошла. Тебя оперировали, а я
Беру ее за руку:
– Сейчас ты со мной …
Лежу на каталке головой к дверям. Мама шепчет молитву и крестит меня, благословляя на четвертую операцию. Рядом стоит медсестра Нина Сергеевна. Неудобно перед ней - прикрываю лицо ладонями. Она терпеливо ждет.
– С Богом, сыночек! – вздыхает мама.
Глаза ее печальны, на щеке слеза. Периодически постукивая о выбоины пола, вновь скрепят колесики. Страха нет. Смотрю в уходящий назад потолок коридора. Удары сердца отзываются болью в висках.
Операционная встречает щемящей тишиной. Бесшумно двигаются обезличенные марлевыми повязками люди в серых халатах. Холодный операционный стол, раздражающий запах резины от маски для наркоза и все…
Медленно издалека приближаются голоса. В горле першит. Глотаю скопившуюся во рту слюну – боль пронизывает все тело. Открываю глаза, сквозь «пелену», вижу прибирающую хирургические инструменты медсестру и спины уходящих врачей. Кружится голова и очень болит горло. Во рту вновь скопилась слюна, но глотать боюсь. Наклонив голову, выдавливаю ее изо рта в ладонь.
Медсестра говорит:
– Проснулся, Саша? – вытирает салфеткой мне лицо и ладонь: – Сейчас санитарка подгонит каталку, и поедешь в палату.
– А операцию сделали?
– Да. Три часа продолжалась, а надо было еще дольше, Иван Ильич не решился. Вот наберешься силенок, и остальные свищи ушьют.
– Разве не все зашили?
– Пока к сожалению нет. Наверное тебе лишнее говорю, да и каталка едет.
Выезжая из операционной, вижу маму. Ее лицо пытается улыбнуться, но наклонившись и прижавшись ко мне , вдруг разрыдалась. Пришлось остановить движение. Соленые слезы падают на мои пересохшие губы.
– Сашенька, мой! Видимо за меня страдаешь сынок! А я-то чем грешна перед тобой, Господи?!
В коридоре воцаряется жуткая тишина, мама «ушла в себя», лицо ее делается бледным, кажется, еще мгновение и она потеряет рассудок.
Нина Сергеевна, отводит маму в сторону.
– Феня, не надо так убиваться. Саша живой, а это самое главное.
Каталка тронулась в путь, рядом с трудом переставляя ноги идет мама.
Почти до самого вечера
Наконец она прерывает молчание:
– Саша, как придет отец, оставлю его с тобой - истомилась. Я хочу посмотреть, что в доме без меня творится. Может тебе что-нибудь сварить?
– Хлебного кваса хочу и рябину.
– Квас сделаю, но ему зреть надо два-три дня. А где рябину среди зимы взять? В лесу птицы склевали. Может у бабушек поспрашивать?...
Папка пришел поздно вечером - глаза блестят.
– Как у тебя дела ,сынок? – повеяло винным перегаром.
Я сморщился, а мама ему с укором:
– Эх! Называешься отец! Другого дня не нашел нажраться?
– Молчи,«прокурор»! Я с устатка. На работе за двоих «пашу» и все заботы по дому на моих плечах. Люди относятся ко мне с «пониманием» - сын в больнице. Это ты сидишь здесь целый день на стульчике, отдыхаешь!
– Теперь ты отдохни, а я поеду домой.
– Езжай! Мы здесь без тебя обойдемся!
Мама смотрит на меня.
– Поеду, Сашенька. Вы как-нибудь, а я завтра вернусь. «Миколь» (Николай - эрзя.), ты если что, зови медсестру. Она поможет обработать рану, да и Саша подскажет.
– Иди-иди , разберемся…
Тускло горит на потолке лампочка. В палате я и папа.
– Будет меня еще учить, как рану перевязывать – он достает из кармана пачку сигарет и засовывает одну из них в рот.
Со страхом смотрю на дверь палаты.
– Пап, не кури здесь! Медсестра может войти – отец нагибается, снимает с живота пеленку – махорка из незакуренной сигареты сыпется в рану: – Ну, пап!
– он с досадой сминает злополучную сигарету и бросает ее в плевашку.
– Не бойся сынок, на войне специально рану махоркой присыпали, лучше заживала - покачивает головой: - Чего они сегодня наоперировали?
Пожимаю плечами.
– Профессор хотел свищи зашить, но все не смог.
– Распороть живот получилось! А зашить его не могут – тоже мне «б…ть», доктора.
– Когда я немного поправлюсь, Иван Ильич все зашьет.
– Хрен с ним. Как вылечишься, куплю «крыленку» (вентерь) и летом поедем в Вейсэ. Наловим в речке рыбы, да на берегу сварим уху. Можно у кого-нибудь взять ружье - зайца подстрелим. Знаешь я их сколько набил, когда пастухом был.