История болезни (документальная повесть) - часть первая
Шрифт:
– Но уж нет! Вечером корова меня запыряет и все яйца расколются!»
Другой случай:
«Лето. Просыпаюсь глубокой ночью. Тетя спит рядом, а с печи доносится грозное рычание. Тихонько сползаю с кровати, в темноте на ощупь нахожу дверь и быстро через сени выбегаю на улицу. Надо мной светят звезды и «звенят» комары. В одной майке и трусиках сижу на бревне, возле соседнего дома. Веткой в руке отбиваюсь от комаров, а другой крепко сжимаю подобранную с земли толстую палку. Светало. Услышал звук открывающейся калитки.
Голос тети:
– Саша! Ты где?
–
Она подбегает.
– Слава тебе Господи, нашелся! Проснулась, тебя рядом нет и во дворе нет - чуть в «гроб» не загнал!
Показывая палкой на наш дом, шепчу:
– Там, кто-то рычит.
– Кто там может рычать? – завернув меня в свою кофту, ведет в дом. В сенях, через неприкрытую дверь, вновь услышал напугавшее меня рычание. Останавливаюсь.
– А это что?
– Да Господь с тобой, Сашенька!
– она вошла в дом, приподнялась на печь, да как саданет кулаком вглубь, за занавеску: - У старый черт. Своим храпом ребенка напугал!
Дядя Федор, высунув голову из-за занавески, долго непонимающе моргал глазами: «За что его ударила жена?»
Сестры сидят рядом, беседуют в полголоса на эрзянском. Слушаю.
– Сырэ патяй (старшая сестра), расскажу тебе сон – говорит мама: - Вчера умаявшись, прилегла на минутку. Спала то чуть-чуть, а столько привиделось:
«Вроде бы живу у свекрови в Вейсэ. Спускаюсь по склону к речке. Жарко. Солнце печет. Захотелось пить и свернула к роднику. Нагнулась - в воде муть и мусор плавает. Пить хочется - спасу нет. Стала ладонью грязь разгонять. Измаялась, рука окоченела, силы на исходе. Вдруг мусор расступился. Вода в роднике стала чистой и прозрачной. Зачерпнула ее в ладонь, хотела напиться… И проснулась»: - К чему бы это!?
Как на яву вижу, родное для меня место:
«Пологий склон, заросший высокой травой, с единственным кустом дикой смородины. Пряный запах ее листьев витает в воздухе. Приземистая бревенчатая баня соседей, серая от времени снаружи и черная от копоти внутри, утопает в ланцетовидных листьях девясила. Чуть ниже, покосившийся сруб родника. Склонившись над ним видно, как вырывающаяся из-под земли на свободу вода поднимает со дна желтые песчинки и мелкую гальку. Ощущаю вкус воды «живого» родника и слышу гудение шмеля над золотистыми соцветиями девясила.»
Тетя прерывает молчание:
– Это вещий сон. Болезнь будет долгой, но закончится выздоровлением. Терпи патинем (сестренка), такая ваша доля.
Родные мне женщины крестятся…
Проводив сестру, мама подсаживается ко мне.
– Сыночек, дай Бог тебе силы еще два раза потерпеть. А мне каково у дверей операционной стоять? В последний раз, думала с ума сойду. Каждого, кто выходил, спрашивала: «Как там мой сыночек?» Скажут: «Все хорошо» - на душе легче. Другие пробурчат себе под нос и дальше идут, а у меня ноги подкашиваются. Спасибо Нине Сергеевне - принесла стаканчик разведенного спирта и заставила меня выпить.
– Мам, ты же не пьешь.
– Не пью, а в тот
– Я тоже пил.
– Что ты говоришь сынок? Папке своему позавидовал?
– Никому не позавидовал. Просто еще в прошлом году с Зориным и Моторевым Вовкой решили отметить первое сентября.
– С ума сошли! С таких лет пить.
– Одна бутылка портвейна на троих - мы и пьяными то не были, разве чуть-чуть, но как приятно ощущать себя взрослым.
– Какой ты еще глупый, Саша! Пьяница – это пропавший человек. В семье муж пьет – полбеды, а женщина запьет - считай семья пропала. Смотри больше не пей!
– Не буду.
– Повинились друг перед другом и больше об этом говорить не будем. А Моторев, это мальчик у которого ты говорил собачка ученая?
– Да, но сейчас он не живет в Саранске. Они переехали в Воронеж. У Мотырева собака была умная, не то что моя Дамка - носится по двору кругами и ни одной команды не знает. А Вовкина – все с первого раза выполняла, как в цирке. Посадит он собаку на задние лапы, положит ей на нос кусочек колбасы - она сидит и глазами ее «ест». Затем скажет: «Ешь!». Собака радостно подкидывает колбасу и ловит на лету. Не успевает ее проглотить, звучит команда: «Нельзя!». Она послушно кладет колбасу из пасти перед собой. И так несколько раз дразнил, пока не разрешит съесть. И еще многое другое умела.
– Саша! Ты свою собаку постоянно взаперти держишь, а выпустишь на свободу, она и носится как угорелая.
– Хорошо, мам. Вылечусь - обязательно буду гулять с Дамкой и начну дрессировать.
– Будешь, сынок. Собака ждет и скучает по тебе. Давай спать, завтра у нас тяжелый день.
Мама молится: «Помоги нам, пресвятая Богородица. Не оставь нас, заступница»…
8 декабря 1968 год.
– Улановы, готовы к операции? – спросил подошедший заведующий и ожидающе посмотрел на маму.
Мама тяжело встает навстречу Ивану Никифоровичу и с тревогой в голосе отвечает:
– Доктор, не рано еще? Саша – такой слабенький!
– Мамаша, мы планируем ушивание свищей, как раз с этой целью. Пища должна усваиваться организмом. Иван Ильич – ведущий хирург Мордовии. Думаю, под его руководством у нас все получится и Саша станет поправляться. В дальнейшем закроем рану. Впрочем…Вы можете отказаться, это ваше право.
– Мы согласны – вздыхает обреченно мама. – Делайте как вы считаете нужным. Очень волнуюсь за сына.
– Понимаю, но поверьте альтернативы нет. Операция ему крайне необходима. – переводит взгляд на меня.
– Как настроение?
– Нормальное. Я согласен!
– Не боишься? – голос врача серьезен.
Показываю рукой на живот.
– Дырки в кишках зашивать же надо!
– Молодец, правильно понимаешь!
Мама с мольбой смотрит на заведующего.
– Пожалуйста…
Иван Никифорович сухо прерывает ее: