История Деборы Самсон
Шрифт:
Я надела приготовленную одежду и даже корсет, хотя и не стала затягивать его так сильно, как это сделала Анна. Я была взволнована, все тело ломило, мне хотелось есть, но когда я села за чайный столик в гостиной Анны, то поняла, что не смогу проглотить ни кусочка.
Я заставила себя немного поесть, зная, что мне нужны силы. Во всем доме я осталась одна, не считая слуг, и потому я снова поднялась в спальню, которую отвели нам с Джоном. Мою форму вычистили, и она висела в шкафу, сапоги сияли, шляпа была как новая – будто у меня появился
Что же мне делать? Я чувствовала усталость, но мысль о том, чтобы лечь обратно в постель и проспать весь день, казалась столь чуждой и неприятной, что я от нее отказалась.
Когда мы проходили через Филадельфию по пути в Йорктаун, пыль, которую подняла армия, затмила небо, забилась мне между зубов и залепила глаза, так что я не смогла разглядеть чудеса знаменитого города. Мне хотелось бродить по улицам, хотелось смотреть, но я не могла одна отправиться на прогулку. Только не в этом наряде. Мне бы понадобился сопровождающий – но я не хотела, чтобы рядом со мной шел кто-то чужой.
Но если я надену форму, то смогу пойти куда захочу. Совершенно одна.
Я не стала задумываться, но поскорее скинула платье и несуразное белье. Моего корсета в шкафу не нашлось. Я нахмурилась и принялась обыскивать комнату. Мне не хотелось портить новый корсет. К тому же у меня не было ни ножниц, ни ниток с иглой, чтобы его перешить.
Я надела форму без корсета: под жилетом грудь лишь слегка выступала вперед. И все же я не посмела рисковать. Синий пояс, который я надевала накануне, мог мне помочь. Я стала обматывать им грудь, перекрещивая сзади и спереди, пока не перевязала все тело, от подмышек до талии. Когда я после этого надела рубашку и жилет, результат оказался вполне удовлетворительным.
Я выскользнула из дома через парадную дверь, никого не встретив, и зашагала по улице, испытывая такое же головокружение от свободы и одиночества, какое испытала после того, как ушла от Томасов и брела через поля и деревни, думая лишь о том, как стану солдатом.
Но моя радость продлилась недолго. Мне стало нехорошо. Я огляделась в поисках места, где могла бы присесть, и перед глазами у меня все поплыло. Я открыла флягу и стала пить, наполняя желудок водой. Но, едва отняла флягу от губ, вода яростно ринулась обратно, смешавшись с желчью, и какая-то женщина, вскрикнув, стала указывать на меня.
– У солдатика лихорадка. Сбегайте за санитарной повозкой! – крикнул лавочник, а еще кто-то выругался.
Я ощупала лицо. Я не больна. Я не могла заболеть. Я не болела ни разу в жизни, мне было плохо лишь раз, когда нас швыряло из стороны в сторону на корабле, по пути в Чесапикский залив, но и это была не болезнь. И все же от моей кожи исходил жар. Я развернулась туда, откуда пришла, желая лишь добраться до дома Анны и тем временем сдержать тошноту, но не прошла и десятка шагов, как мир накренился, сбил меня с ног, и все вокруг почернело.
Я
– На тебя не налезут. Он же мальчишка.
– И одежда нам не подойдет. Слишком он тощий. А жаль. Форма вроде новая.
Агриппа настоял на том, что мне нужна новая форма. Если ты служишь адъютантом при генерале, нельзя рядиться в тряпье.
Увижу ли я генерала еще хоть раз? От этой мысли мне сделалось жутко, но я так ослабла, что ничего не могла с этим поделать.
Как он отыщет меня? И захочет ли искать?
Спор у моей койки стих, и я снова стала десятилетней девчуркой. Я сидела на чахлой лошади, а преподобный Конант закрывал меня от холодного ветра.
Я не могла вернуться назад, в Мидлборо. Я опозорила Томасов. И все же я была там, и преподобный Конант тоже, хотя и то и другое представлялось мне невозможным. Он умер. Возможно, и я мертва. Но вот он заговорил, и голос у него оказался таким, каким я его запомнила.
– Здесь всегда будет место для тебя, Дебора, – сказал он.
– Здесь – это где? – спросила я.
– Там, где я.
– А Элизабет здесь?
– Да.
– А как же Нэт, и Финеас, и Иеремия? Они тоже здесь?
Охваченная тоской по ним, я вдруг увидела перед собой поля, где мы бегали наперегонки, и дом, где выросли, и места, которые я так любила.
– Они тоже здесь.
Я уже видела дом Томасов, его смеющиеся окошки-глаза и раскрытую дверь, из которой разбегались по полям и лесам мальчишки: они махали мне, звали, и меня затопила любовь.
Я соскользнула с лошади, спеша увидеться с ними, поприветствовать, обнять своих братьев.
Все они были здесь, любимые братья, которых я потеряла, – и Нэт, и Финеас, и Джерри. Здесь были даже Биб, и Джимми, и Ноубл – они вернулись на ферму Томасов, когда погибли под Тарритауном.
Но Джона я не видела. Джон не бежал мне навстречу, раскинув руки, не окликал меня.
Я снова повернулась к Сильванусу: он так и сидел верхом на старой лошади, держа в руке вожжи, и с сочувствием глядел на меня.
– Не бойся, Дебора, – мягко сказал священник. – Здесь тебя не обидят.
Он обещал мне это много лет назад. И сдержал слово.
– Где генерал? – спросила я.
– Его здесь нет. Он дал клятву остаться до конца.
– Но я его адъютант. Я его… жена. Я не могу бросить его.
– Тогда тебе нужно вернуться. Нужно продолжить борьбу.
– Я принесу ему лишь позор, – с сомнением и грустью в голосе возразила я. – Быть может, так лучше.