История как проблема логики. Часть первая. Материалы
Шрифт:
Характерным примером идеи применения рациональной методологии к истории могут служить его рассуждения о применении геометрического метода в истории политической [566] . Наряду с заметными изменениями в порядке правления Вегелин констатирует, – под несомненным влиянием идей Лейбница о «малых перцепциях» и бесконечно-малых изменениях, – изменения, которые называет невоспринимаемыми (imperceptibles), но которые тем не менее оказывают свое влияние на общее направление истории и социальных отношений. Вегелин сам подчеркивает, что он далек от того, чтобы, сравнивая геометрические положения с сочетаниями тех или иных взглядов, вызывающих известный акт, смешивать количество в области чисел и линий с интенсивностью действий. «Мое единственное намерение, – говорит он [567] , – обратить внимание политического историка на то, что для раскрытия хода политических событий часто бывают нужны методы сходные с теми методами, которыми пользуются геометры в анализе кривых. Извлекая дух и ход (la marche) этих методов, мне кажется, их можно было бы применить в других науках. Всякий метод состоит только в сокращении путей, ведущих к познанию отношения, нет ничего, что препятствовало бы обобщению их применения. <…> Общая методология (La M'ethodologie g'en'erale), которая должна быть изложением сходства, какое есть между всеми методами, будет сближать то, что в действительности кажется раздельным и изолированным, распространяя руководящие понятия всякого специального метода на предметы, познание которых сопровождается сходными затруднениями. Раскрыть выпрямление кривой не труднее, чем отношение, в котором должен стоять публичный акт к выражению законов природы, или к спокойствию, свободе и благополучию».
566
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. III. P. 455 ss.
567
Ibid. P. 457.
В основание идеи общей логики «фактов» Вегелин кладет такую характеристику «фактов», как предмета, которая в свою очередь должна привести к совершенно специфической методологии, но которая
Вегелин пространно иллюстрирует общее положение, выражающееся в формуле «бесконечного разнообразия», и, возводя его в общий принцип [568] , констатирует, что его влияние в мире моральном должно быть не меньше, чем влияние принципа неразличимости (le principe des indiscernables) в системе тел, – «одинаково с обеих сторон устанавливается невозможность принять один предмет за другой», – говорит он. Однако, если бы устанавливаемое этим принципом многообразие индивидуального не обнаруживало сходства и не подчинялось общим понятиям, то историк должен был бы отказаться от науки. Так, возьмем самый общий пример: всякая социальная форма характеризуется своими признаками, интересами, силой, образом жизни народа, и образует бесконечное разнообразие социальных связей; тем не менее, как и сложные тела, общества различаются в зависимости от совокупности своих составных частей, и мы можем различать в них классы, роды и виды [569] . Отсюда вообще возникает требование в установлении второго из названных принципов. Последовательность фактов, думает Вегелин, не давала бы в результате социальных форм, а эти социальные формы не обладали бы длительностью, если бы не было принципа, который сообщал бы им устойчивость. Этот принцип есть принцип бесконечной сплошности, указывающий на устойчивость известных общественных фактов и их определяющих оснований, исходящих как от «человека», так и от «общества» [570] .
568
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. II. P. 451.
569
Ibid. P. 465.
570
Ibid. P. 466. Вегелин различает кроме того два вида сплошности: continuit'e de dur'ee и continuit'e d’accession, под которой разумеет прогрессивный рост всякого рода социальных единиц. Ср. Ibid. P. 480. В дальнейшем анализе социальной структуры, подчиненной всем этим принципам, Вегелин приходит к упомянутому выше разделению сил на «живые» и «мертвые». Закону сплошности соответствуют forces mortes, закону разнообразия – forces vives. С живыми силами связывается новизна, изменение, индивидуальность, познание, с мертвыми – консерватизм, коллективность, чувство, привычка. Ibid. P. 482 ss. См. подробное изложение этих идей Вегелина: Bock H. Op. cit. S. 86 ff.; Goldfriedrich J. A. Op. cit. S. 31 ff. Эта по своему содержанию наиболее интересная для социолога часть рассуждений Вегелина нам важна только, как свидетельство того, что теоретическое рассмотрение истории как науки в XVIII веке не сходит с почвы рационалистической философии.
Остается только применительно к этой характеристике исторического предмета рассмотреть вопрос об историческом объяснении, чтобы получить законченное представление, по крайней мере, об основных идеях Вегелина. Но как на общую предпосылку его теории объяснения следует обратить внимание еще на его, опять-таки почерпнутое из рационализма, убеждение в необходимой связи всех фактов и о специальном их размещении в «ряды», поскольку речь идет об историческом процессе. Речь идет о том, что Вегелин называет «сцеплением фактов» (Encha^inure des faits). «Факты соблюдают, – говорит он [571] , – последовательный порядок, так как один факт служит для проложения пути (acheminement) другому». Если названное «проложение пути» относится к настоящему и местному стечению обстоятельств, то это отношение акта к причине, обусловливающее его актуальное существование, создает непосредственную и прямую последовательность; если же сцепление событий дает повод ввести понятия промежуточные и извлеченные из различных местных сочетаний, то последовательный порядок становится опосредствованным [572] . Установление той или иной связи само собою предполагает наличность обусловливающих последовательность событий причин и оснований. Их логическое разделение, предуказываемое общим рациональным учением о внутренних и внешних причинах, нуждается, в приложении к истории, только в соответствующей интерпретации «внутреннего» и «внешнего». На первый взгляд, это чисто механическое разделение того, что лежит «внутри» данной государственной, – или иной социальной, – единицы, и того, что лежит «вне» ее границ, как можно думать и из примера, приводимого Вегелином: разного рода причины то расширяли границы римского государства (сила римлян), то суживали их (нашествия варваров). Но в действительности рационалистический критерий разделения ratio и causa давал более глубокие основания для различения причин внутренних и внешних, и им Вегелин так или иначе воспользовался, как это можно видеть из его вывода по поводу объяснения истории Рима республиканского периода из внутренних оснований, и императорского периода – из внешних оснований. «Основание этого различия, – говорит он [573] , – достаточно ясно; во времена республики перевороты в Риме относились к различным видоизменениям и истолкованиям законов, дух которых никогда не меняется [574] ; тогда как перевороты времен императоров исходили от этих монархов и их настроения (l’humeur), что постоянно менялось, но меняло и облик империи».
571
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 363. Очевидно, что и здесь в основе рассуждений Вегелина лежит идея Лейбница о достаточном основании, обусловливающем связь всех фактов и заставившем Лейбница высказать мысль о том, что «настоящее чревато будущим». Кстати отметить, что термин encha^inure невольно напоминает термин Хладениуса F"ugung, введенный последним для обозначения того особого вида выводов, который выражает специфическую связь исторических событий.
572
Смысл этого разделения яснее из примеров, приводимых Вегелином. Например, покушения Цезаря на римскую свободу предполагают уже конституционное расстройство государства, и Цезарь в своих действиях только сообразовался с наблюдаемыми им изменениями, – здесь непосредственная последовательность; если, напротив, связывают действия Мария с действиями Гракхов, то должны быть приняты во внимание посредствующие события с их причинами, и мы имеем дело с последовательностью опосредствованной.
573
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 364.
574
Подчеркиваю, чтобы обратить внимание на выраженный здесь признак ratio, относящейся к essentialia.
Эта идея «сцепления» исторических фактов в силу внутренних оснований и внешних условий исторического события дает глубже проникнуть в структуру исторического предмета, раскрывая нам прежде всего историческое целое в форме внутренне связанных «рядов». «Исторические отношения, – говорит Вегелин [575] , – только тогда упорядочиваются, когда события распределяются по рядам (en s'eries). Исторический ряд есть последовательность событий, предопределяемых к следованию принципом, который служит их источником и основанием. Эти принципы рядов относятся к актуальным интересам общества или к предшествовавшему состоянию, влияние которого продолжает существовать». Таким образом, «интересы» общества являются тем объединяющим принципом, который дает нам возможность устанавливать исторические ряды. По мнению Вегелина, эти интересы могут быть либо составлены из частных интересов всех индивидов, входящих в народ, нацию, – что, впрочем, он допускает как правило только для первобытных народов, неразделенных на классы и сословия, – либо это интересы и выгоды одной какой-либо части нации, при убеждении, что интересы известной группы неотделимы от интересов всей нации. Связь и единство интересов первобытных народов основывается главным образом на инстинкте [576] , но как только всеобщая согласованность нации в образе жизни и интересов прекращается, возникают понятия, которые становятся руководящими (notions directrices), и благодаря которым народ подчиняется одному какому-нибудь интересу общественному (public) и национальному [577] . Эти понятия объединяют события, потому что они объединены и связаны между собою. Совокупность всех понятий, вызвавших продолжительные последовательности фактов, есть моральный мир. Не нужно думать, что эти понятия – дело случая, ничто не существует без оснований, обусловливающих существование, а потому ни одно из этих понятий не может возникнуть, пока последовательность событий не удалит всех препятствий и не облегчит средств к их принятию.
575
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 364 s.
576
Ibid. P. 365.
577
Ibid. P. 366 s.
5. Вегелин, действительно, создал бы эпоху в методологии, если бы он прямо задался вопросом, какие требования проистекают по отношению к научной обработке исторического процесса, раз он обнаруживает в себе, как предмет изучения, устанавливаемые Вегелином особенности. Одно из таких применений отмечает Бок [578] , именно представление Вегелина об историческом процессе счастливо разрешает вопрос о так называемых «периодах» в истории. Историки XVIII века (Гаттерер, Шлецер) уже не удовлетворяются традиционным делением истории на четыре монархии, но не менее произвольно деление истории по каким-либо закругленным периодам, в 50, в 100 лет, или по царствованиям и т. п. На основании онтологической характеристики исторического процесса у Вегелина ясно выступает методологический принцип определения исторических периодов. Моральный мир, как целое, представляет
578
Bock H. Op. cit. S. 61.
579
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 367 s.
580
Ibid. P. 368.
Та же идея внутреннего сцепления всех как политических, так и моральных событий, в одно целое универсальной истории, дает указания на логический характер последней и на методологические обязанности историка. Всякий публичный акт, по определению Вегелина, рассматриваемый в порядке хронологическом, есть факт (un fait); все факты, рассматриваемые в их сочетаниях, будь то политических или моральных, суть события (les 'ev'enements) [581] . Но только обязанности анналиста ограничиваются описанием фактов, обязанность же историка состоит именно в том, чтобы представить их как события. Соответственно можно говорить о двух разных методах в исторической науке, находящих себе аналогию и в других науках. Эти методы суть анализ фактов и анализ событий [582] . Перечисление исторических фактов вообще имеет то общее с науками, занятыми классификацией своих предметов, что оно стремится к точному и ясному их разделению. Анализ фактов, т. е. установление хронологических таблиц, порядка династий и т. п., уподобляет историю анатомическим таблицам, к которым добавляются термины и первые элементы физиологии. Наконец, собственно научная обработка истории обнаруживает ясную аналогию с рационально-философским объяснением, поскольку в ней мы имеем дело с анализом событий. Всякое событие, говорит Вегелин, определяется разумным основанием, которое оказывает влияние на все части акта; анализировать историю поэтому, значит свести ее к стольким раздельным и отдельным частям, сколько есть оснований, раскрывающихся в событиях [583] .
581
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 377. Ср. определение Хладениуса. Chladenius I. M. Allgemeine Geschichtswissenschaft. Cap. 1. § 3. S. 2–3: «Eben dieselben Dinge werden aber auch sowohl Ver"anderungen als Begebenheiten genennt; nachdem man sie entweder vor siсh, oder aber in der Verbindung mit dem vorher gegangenen betrachtet».
582
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 379.
583
Ibid. P. 381.
Рациональный анализ истории часто наталкивается на большие трудности, по избытку или по недостатку данных, и Вегелин пытается установить некоторые руководящие идеи, или, говоря современной терминологией, «принцип выбора», который может одинаково служить и эвристическим правилом исторического исследования и методологическим принципом логического изложения истории. Чтобы сделать событие ясным, нужно остановиться на главном действии (l’action principale), сравнить следствие с причиной, и не вносить в производящий принцип действия того, что не может и не должно это действие произвести [584] . Задача состоит в том, чтобы по данному действию найти в сочетании исторических фактов его руководящую причину, – для этого нужно только устранить из главного действия все, что относится лишь к его модификации и обстановке. Каждое обстоятельство должно быть рассмотрено отдельно, должна быть указана степень сходства всех происшествий с действующей причиной и их влияние на последнюю, наконец, должен быть установлен также их распорядок. Но историк, как лучшую предосторожность, должен помнить общее правило, что сумма и длительность действия всегда сходны с силой и энергией, производящей это действие, и потому, чего не было в причине факта, не следует вносить в самый факт.
584
Ibid. P. 382.
Вегелин не ограничивается этим формальным анализом и стремится проникнуть дальше в содержание оснований, подлежащих историческому изображению. В согласии со своим общим пониманием научной или рациональной истории, как относящейся к области практической философии, он и здесь обобщает, в конце концов, все исторические факторы до идеи морального основания. «Историческое основание, – определяет он [585] , – есть отношение одного какого-нибудь факта или последовательного ряда фактов к правилу или чувству человека». С утомительной подробностью Вегелин изображает поведение историка в установлении этих оснований или руководящих идей истории в их отношении как к действующей причине, так и к действию. Совершенно в духе Просвещения эти основания или принципы или идеи оказываются строго интеллектуальными факторами, определяющими всякий социальный и политический прогресс, как моральное совершенствование [586] , и таким образом, сами исторические основания служат не только для объяснения исторического процесса, но и для его оправдания. Идея философии истории отсюда выступает как sui generis антроподицея.
585
Ibid. P. 386.
586
Эта сторона вопроса подробнее рассматривается в книге: Goldfriedrich J. A. Die historische Ideenlehre in Deutschland. S. 22 ff.
Мы только отметим в заключение разделение оснований, которое дает Вегелин, имеющее, бесспорно, также методологическое значение и своеобразно предрешающее современные споры о том, является ли историческая причинность «общей» или «индивидуальной», т. е. должно ли объяснение в истории носить характер законоустанавливающего объяснения или индивидуализирующего. Вегелин просто признает в истории наличность оснований обоего рода, их роль, как философско-историческая и философско-правовая, так и логическая, совершенно различная. Основания, определяющие причину исторического действия, могут быть общими, частными или индивидуальными [587] . Общее основание сочетает разнообразные ряды фактов, обнаруживая между ними сходство, так, например, римское право в своем развитии обнаруживается в Ломбардии, Франции и Германии, т. е. в нем обнаруживается некоторый производящий принцип, потом различно модифицирующийся в зависимости от различных социальных форм воспринимающих его народов. Эти основания коренятся в «природе вещей» (dans la nature des choses), и чем ближе к природе форма политического общества, тем легче в ней усмотреть общие основания. Общие основания становятся частными, лишь только ряды исторических фактов усложняются и начинают входить в состав двух рядов зараз; возникает «конфликт» общих оснований [588] , влекущий за собою новый посредствующий ряд действий; руководящие исторические понятия входят в теоретическое столкновение (contradiction th'eorique), которое переходит в противоречие практическое. Наконец, индивидуальное основание истории есть отношение факта к сочетанию обстоятельств, которые настолько определяют факт, что он действительно отчетливо отделяется от всякого другого факта того же вида [589] .
587
Weguelin J. D. Nouveaux M'emoires… M'em. I. P. 394 ss.
588
Ibid. P. 395. Ср. P. 399: Confits des notions historiques. «Les r'evolutions ont cela de commun avec toutes les id'ees politiques qui ont produit des confits. Le confit des id'ees semble ^etre une image du confit qui est entre les faits». Если угодно, в этом можно видеть предвосхищение диалектического понимания истории.
589
Напомню вольфовское определение: Wolf Ch. Ont. § 229: «Principium individuationis est omnimoda determinatio eorum, quae enti actu insunt».
Это рассуждение об исторических причинах приобретает упомянутое методологическое значение, лишь только мы зададимся вопросом о том пути, каким историк приходит к установлению своего объяснения из причин того или иного характера. Как подчеркнул уже Гольдфридрих, речь идет, соответственно трем видам исторического объяснения, о методах сравнения, нахождения вступающих в конфликт противоречий и о непосредственном схватывании индивидуально-единичного [590] . К сожалению, как и в других случаях, здесь Вегелин останавливается перед самой задачей, как будто констатирование ее есть уже решение проблемы.
590
Гольдфридрих приходит к этому разделению, как резюмирующему выводу (Goldfriedrich J. A. Die historische Ideenlehre in Deutschland. S. 32); Вегелин сам не обнаруживает в этом вопросе достаточной ясности.