История нацистских концлагерей
Шрифт:
Государственные чиновники предприняли ряд предварительных шагов для обуздания лагерей еще весной и летом 1933 года, в то время как часть печатных изданий уверяли читателей в том, что лагерям никогда не стать характерной чертой новой Германии [468] . Эти попытки набрали ход к концу года и исходили от человека, от которого трудно было ожидать подобных идей: от премьер-рейхсминистра Пруссии Германа Геринга. Как только первая волна нацистского террора пошла на убыль, Геринг, неизменный сторонник сильного государства, стал позиционировать себя как респектабельный государственный деятель, всеми силами поддерживающий законность и правопорядок [469] . По завершении «стабилизации национал-социалистического режима» он в начале декабря 1933 года объявил в нацистской прессе о якобы предстоящих массовых освобождениях из прусских лагерей. В общей сложности на свободу должны были выйти до 5 тысяч заключенных в ходе так называемой Рождественской амнистии, то есть почти половина всех подвергнутых превентивным арестам [470] . Большинство из них были рядовые члены оппозиционных партий или же сочувствующие левым; других арестовали за недовольство режимом [471] . Но власти освободили и некоторых известных деятелей, среди них Фридриха Эберта, который после освобождения из лагеря отошел от политики и занимался лишь принадлежавшей ему бензозаправочной станцией в Берлине [472] .
468
См.: PMI, circular, April 24, 1933, NCC, doc. 6; Krause-Vilmar, Breitenau, 107.
469
Tuchei, Konzentrationslager, 93–94; Kube,
470
Цит. в Prussian MPr, announcement, December 9, 1933, NCC, doc. 18. См. также: Tuchei, Konzentrationslager, 104–105; Drobisch and Wieland, System, 136–137. Об амнистиях в целом по Германии в конце 1933 г., см.: Baganz, Erziehung, 223–224.
471
О социальном происхождении см.: Pingel, H"aftlinge, 25, 51.
472
Schumacher, M.d.R., 302. Эберт уцелел и стал одним из высокопоставленных функционеров СЕПГ в ГДР.
В течение всего 1934 года число первых лагерей непрерывно снижалось. Герман Геринг продолжал свою кампанию и публично и конфиденциально, нередко вместе с Гитлером. Он был поддержан рейхсминистром внутренних дел Вильгельмом Фриком, еще одним преданным и верным нацистом, который подверг резкой критике злоупотребление превентивным заключением, указав на то, что лагеря исчезнут [473] . По мере консолидации режима на свободу выходило все больше и больше заключенных (среди них Вольфганг Лангхоф в конце марта 1934 года), и все меньше становилось арестов; в Пруссии в предупредительном заключении на 1 августа 1934 года оставалось всего 2267 заключенных вместо 14 906 годом ранее [474] . Первые лагеря исчезали. Больше десятка их было закрыто в Пруссии, и не только там за первые несколько месяцев 1934 года, включая Бранденбург, Зонненбург и Бредо [475] .
473
Взгляды Фрика изложены в Rdl to Landesregierungen etal., April 12, 1934, in Repgen and Booms, Akten, vol. 1/2, 1235–1238. См. также: Там же, 1200; Gruchmann, Justiz, 547–549; FZH, 353–331, «Schutzhaft», Frankfurter Zeitung, March 13, 1934.
474
BayHStA, Staatskanzlei 6299/1, Frick to Sk Bayern, October 5, 1934; BArchB, R 43 11/398, Bl. 92: "Ubersicht Schutzhaft, без указания даты; Langhoff, Moorsoldaten, 315.
475
Drobisch and Wieland, System, 140.
После прямого вмешательства Гитлера в 1934 году закрылись и другие лагеря. В начале августа 1934 года незадолго до того, как плебисцит поддержал Гитлера как фюрера и рейхсканцлера, он решил сыграть на публику, объявив о широкой амнистии для политических и других преступников. И что самое важное – великодушный жест Гитлера распространялся и на лагеря. Он распорядился о проведении экстренной проверки всех случаев превентивных арестов, об освобождении заключенных, арестованных за мелкие проступки, а также тех, кто, скорее всего, не представлял более угрозы для режима [476] . Несмотря на то что и гестапо, и СС отнеслись к его инициативе без особого восторга – оба ведомства наотрез отказались освободить таких узников, как Карл фон Осецки и Ганс Литтен, – большинство заключенных, подвергнутых превентивному аресту, выпустили. В Пруссии после амнистии Гитлера оставалось всего 437 узников; к октябрю 1934 года в Эстервегене – последнем оплоте комплекса концлагерей в Эмсланде, первоначально сооруженном из расчета на 5 тысяч заключенных, – содержалось приблизительно 150 человек [477] . Быстрое снижение количества и наполнения лагерей было общеизвестным фактом. В конце августа 1934 года Геринг распорядился сообщить в прессе о закрытии Ораниенбурга, добавив, что число превентивных арестов «значительно сократится» в будущем, а правонарушители будут «немедленно передаваться в суд» [478] .
476
GStA PK, I. HA, Rep. 77, Nr. 484, Bl. 115: Hitler to Landesregierungen и др., August 7, 1934; Gruchmann, Justiz, 334–336.
477
BayHStA, Staatskanzlei 6299/1, Frick to Sk Bayern, October 5, 1934; Hett, Crossing, 205–207. For SS guards, ITS, ARCH/KL Sachsenburg 1, Bl. 6: Beurteilung A. Cieslok, September 7, 1934. For Esterwegen, см.: L"uerssen, «Wir», 465.
478
GStAPK, I. HA, Rep. 90P, Nr. 137, Bl. 63: «Weitere Schutzhaftentlassungen», без указания даты см. также: Tuchei, Konzentrationslager, 187.
Судебный аппарат – с его сотнями тюрем – был готов прийти на замену лагерям. Немецкая система юридических учреждений с начала 1933 года подверглась существенным изменениям. Хотя в основном ею все еще управляли национал-консерваторы, такие как ветеран рейхсминистр юстиции Франц Гюртнер, она стала верным слугой нацистского режима. Критически настроенные чиновники были уволены, фундаментальные правовые принципы отброшены за ненадобностью, были учреждены новые суды, а законы ужесточены. Немецкие юристы всецело поддержали эту тенденцию. Результатом стало значительное увеличение числа государственных заключенных – от ежедневного среднего числа приблизительно 63 тысячи человек в 1932 году до свыше 107 тысяч летом 1935 года, включая по крайней мере 23 тысячи политических заключенных. Гюртнер и другие юристы открыто заявляли нацистским лидерам: враги режима должны быть наказаны, пусть законы будут более жесткими, и это даст возможность отказаться от превентивных арестов. Если будет в наличии столь радикальная система юридических институтов, к чему в таком случае концентрационные лагеря? [479]
479
Wachsmann, Prisons, 68–71, 112–118, 372–375, 392–393.
Для поддержания своей концепции юридические чиновники ссылались на суровый режим содержания в тюрьмах. В 1933 году высокопоставленные юридические чиновники пообещали превратить тюрьмы в «дом ужасов», как выразился один из них. Были введены более жесткие режимы содержания, а тюремные рационы урезаны [480] . Наглядным примером ужесточения тюремного режима стала сеть лагерей в Эмсланде. Шагом юристов Германии, подводившим итог их стремлениям ограничить число незаконно задержанных, стал в апреле 1934 года перевод первых лагерей, Нойзуструма и Бёргермора, под свою опеку; в упомянутых лагерях вместо подвергнутых превентивному аресту теперь содержались обычные заключенные тюрем. К 1935 году имперское министерство юстиции осуществляло управление шестью лагерями в Эмсланде и, соответственно, более чем 5 тысячами заключенных. Правила, условия содержания и лечение были ужасающими – 13 подтвержденных смертельных случаев среди заключенных в одном только 1935 году. Высокий уровень насилия объяснялся главным образом тем, что большую часть персонала охраны составляли бывшие лагерные охранники из СА. Ими руководил тоже ветеран первых лагерей, не кто иной, как штурмбаннфюрер СА Вернер Шефер, которого органы правовой защиты в апреле 1934 года сняли с должности коменданта Ораниенбурга. Назначенный государственным служащим, Шефер служил в лагерях для военнопленных в Эмсланде до 1942 года, и за этот период в лагерях здесь погибли несколько сотен заключенных [481] .
480
Цит.
481
Wachsmann, Prisons, 101–111, 398–399. См. также: Knoch, «Willk"ur», 39–44.
Если юридические чиновники, как правило, закрывали глаза на происходившее в подведомственных им тюрьмах, то злодеяния в лагерях СС волновали их куда больше. Правда, здесь можно усмотреть элемент сговора – убийства, совершенные в ходе чистки СА Рёма, сознательно выносились за скобки [482] . Однако теперь, когда первые лагеря, судя по всему, исчезали из обихода, в середине 1930-х годов были начаты уголовные расследования в отношении как минимум десяти лагерей. Самым громким стало следствие по делу бывших охранников СА из Хонштайна, повлекшее за собой закрытие лагеря. В оправдание доверия, оказанного им нацистами, органы правовой защиты были готовы не обращать внимания на преступления, совершенные из мести за коммунистические «заблуждения» или по «политическим причинам». Но судьи были непреклонны в отношении спонтанных злодеяний. В их представлении в Третьем рейхе не было места садистским перехлестам, таким как в лагере Хонштайн, и 15 мая 1935 года региональный суд Дрездена приговорил 23 человека из штурмовых отрядов к срокам от десяти месяцев до шести лет, причем к шести годам был приговорен бывший комендант лагеря [483] .
482
Wachsmann, Prisons, 168.
483
RJM proposal, без указания даты (1935), IMT, vol. 26, ND: 785-PS, цит. на с. 308; Baganz, Erziehung, 286–289; Gruchmann, Justiz, 368–371.
Оказаться на скамье подсудимых пришлось и эсэсовцам. Весной 1934 года региональный суд Штеттина осудил семь эсэсовцев, включая и бывшего коменданта незадолго до этого закрытого лагеря Бредо, по обвинению в нанесении тяжких телесных повреждений и за другие правонарушения. Всех семерых приговорили к 13 годам тюрьмы. Этот случай широко освещался в германской прессе и был частью плана Геринга выставить себя гарантом правопорядка. Не желая от него отстать, Гитлер, выступая перед депутатами рейхстага 13 июля 1934 года по завершении акции против Рёма, не упустил возможности объявить, что три эсэсовца из охраны лагеря (в Штеттине) были расстреляны в ходе чистки по причине их «омерзительных издевательств над подвергнутыми превентивному аресту заключенными» [484] . Пригляделись даже к концентрационным лагерям под управлением и шефством Эйке, что привело к арестам и приговорам старших офицеров из Эстервегена и Лихтенбурга [485] .
484
Цит. в Domarus, Hitler, vol. 1, 422. Hitler did not mention the Stettin camp by name. Among the executed men was the former commandant. Более широко см.: «Ein Interview Ministerpr"asident G"orings "uber die Sicherheit in Deutschland», V"oB, April 22–23, 1934; Rudorff, «Misshandlung», 62–63; Gruchmann, Justiz, 348–352; RJM proposal, без указания даты (1935), IMT, vol. 26, 311, ND: 785-PS.
485
Gruchmann, Justiz, 364–365; Tuchei, Konzentrationslager, 83, 163, 181–183, 387.
СС были вынуждены защищаться [486] . Их репутация и так оставляла желать лучшего: «Мне известно, что есть люди в Германии, которых при виде черной формы в дрожь бросает», – признавался Гиммлер – а юридические расследования лишь усугубляли положение, причем как раз тогда, когда будущее системы концлагерей вызывало сомнение [487] . Эйке протестовал против «ядовитых» атак, «служащих одной-единственной цели – систематическому подрыву доверия к руководящей роли государства» [488] . Между тем органы правовой защиты продолжали подрывать авторитет концентрационных лагерей. Летом 1935 года рейхсминистр юстиции Гюртнер, которого Эйке воспринимал как личного врага, предложил, чтобы всем лагерным заключенным предоставили возможность юридической защиты. Данное предложение было поддержано многими адвокатами и видными деятелями протестантской церкви Германии [489] .
486
В целях согласования действий Гиммлер отдал комендантам лагерей распоряжение незамедлительно информировать лично его о каждом случае насильственной смерти заключенных; BArchB, NS 4 Bu/12, Eicke to LK, May 24, 1935.
487
Выступление Гиммлера на конгрессе крестьян Рейха, 12 ноября 1935 г., см.: Noakes and Pridham, Nazism, vol. 2, 301–302. Гестапо обвиняло западную прессу в нагнетании напряженности, создании «в общественном мнении Германии чувства неприятия лагерей»; Gestapo to Foreign Ministry, March 12, 1935, NCC, doc. 263.
488
Эйке – цитируется в Best to G"oring, September 27, 1935, NCC, doc. 120. См. также: Gruchmann, Justiz, 647; Dillon, Dachau, ch. 4.
489
Gruchmann, Justiz, 564–570. См. также: BArchB, R 3001/alt R 22/1467, Bl. 74–75: Evangelische Kirche to RJM, May 4, 1935. О мнении Эйке о Гюртнере см.: BArchB (ehem. BDC), SSO, Eicke, Theodor, 1710.1892, Lebenslauf, March 15, 1937.
К 1935 году система концентрационных лагерей СС – только что созданная – попала под серьезное давление. Концлагеря оказались в серьезном кризисе – под сомнение была поставлена законность их существования; многим в те дни казалось, что дни их сочтены. Но Генрих Гиммлер был на этот счет иного мнения. В декабре 1934 года он предостерег Геринга относительно «упразднения учреждений, которые в настоящее время являются наиболее эффективным средством борьбы с врагами государства» [490] . Гиммлер готов был сражаться до последнего ради выживания концентрационных лагерей и, соответственно, ради упрочения и расширения своего могущества, а также и потому, что видел в них один из способов спасения Третьего рейха [491] .
490
Himmler to G"oring, December 6, 1934, NCC, doc. 71.
491
См. также: Tuchei, Konzentrationslager, 212, 306.
Видение Гиммлера
Массовое освобождение заключенных из нацистских лагерей в 1934 году было «одной из наихудших политических ошибок, допущенных национал-социалистическим государством» – так несколько лет спустя сокрушался Генрих Гиммлер в конфиденциальной беседе. Это было чистым «безумием» – позволить заклятым врагам возобновить разрушительную работу. В результате борьба за укрепление нацистского режима так и не была выиграна. Согласно Гиммлеру, Германскому государству по-прежнему грозила смертельная опасность от тайных врагов, которые несли угрозу всему: от первооснов государства и общества до морального костяка и расового здоровья нации. Страна вынуждена была вступить в смертельную схватку с «силами организованного недочеловечества». К этому обобщающему понятию Гиммлер прибегнет еще не раз, подразумевая коммунистов, социалистов, масонов, священнослужителей, асоциальные элементы, преступников и прежде всего евреев, которые «не должны рассматриваться наравне с людьми» [492] .
492
Цитируется по речи Гиммлера перед государственными советниками от 5 марта 1936 г., NCC, doc. 78 (первая цитата из рукописи Гиммлера была убрана). Более широко см.: Wachsmann, «Dynamics», 22; Longerich, Himmler, 204–207.