История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1
Шрифт:
Вліяніе Чаадаева.
Пользуяеь «свободой» лицейской жизни, Пушкинъ часто посщалъ общество царскосельскихъ гусаровъ. Здсь онъ сблизился съ Нащокинынъ и Каверинымъ, — съ ними онъ кутилъ и повсничалъ; въ обществ гусаровъ подружился онъ и съ Чаадаевымъ. Этотъ образованный человкъ, «философъ-трезвенникъ», въ веселомъ обществ гусаровъ былъ «загадкой». Пушкинъ заинтересовался внъ, и многіе вечера провелъ въ его кабинет, слушая либеральныя рчи этого «мудреца-мечтателя». Можно думать, что либерализмъ Чаадаева былъ чисто-теоретическимъ, оторваннымъ отъ жизни, — тмъ не мене, онъ плнилъ Пушкина. Подъ вліяніемъ его, Пушкинъ сталъ думать о тонъ, чтобы "отчизн посвятить души высокіе порывы", онъ сталъ мечтать, что наступитъ время, когда "заря плнительнаго счастья" разгорится на родин и воцарится "святая вольность". Вроятно, въ такомъ же либеральномъ дух были бесды Пушкина и съ Пущинымъ, который, еще лицеистомъ, сблизился съ будущими декабристами.
Вліяніе Жуковскаго.
Въ другомъ направленіи вліялъ на Пушкина Жуковскій. Его прекрасная, «кристальная», свтлая душа дйствовала на мятежное, горячее сердце поэта успокаивающимъ образомъ; она просвтляла его и воодушевляла къ высокому и прекрасному.
Жуковскій имлъ вліяніе не только на его сердце, но и на творчество, — онъ ввелъ Пушкина въ интересы молодыхъ передовыхъ писателей, сгруппировавшихся въ "Арзамас", — этимъ онъ помогъ Пушкину скоре отдлаться отъ французскихъ псевдоклассическихъ вліяній.
Впечатлніе отъ войнъ 1812–1814 г.
Къ событіянъ этой эпохи, отразившимся на творчеств Пушкина, надо отнести также войну 1812 года. Лицеисты провожали войска, уходившія на на войну, и въ 1814 году встрчали ихъ побдоносное возвращеніе; императоръ Александръ, "спаситель Россіи и всей Европы", вызывалъ въ ихъ впечатлвтельной юной сред благоговніе.
Настроенія Пушкина въ лице.
Въ личной жизни Пушкина событіями были различныя сердечныя увлеченія, самыя разнообразныя, — отъ мимолетныхъ, легкомысленныхъ — до боле глубокихъ, которыя приводили жизнерадостнаго лицеиста-поэта въ настроенія то радостныя, то элегическія, то даже пессимистическія.
Окончаніе лицея.
Въ 1817 г. 9-го іюня онъ кончилъ лицей и вступилъ въ свтъ. Для жизни онъ былъ такъ же мало подготовленъ, какъ и тогда, когда изъ родительскаго дома вступалъ въ стны лицея: онъ оставался такимъ же неуравновшеннымъ человкомъ, отзывчивымъ, впечатлительвымъ, равно способнымъ на добро и на зло, — все подъ вліяніемъ "минуты".
Настроенія русскаго общества той поры. Пушкинъ въ обществ. Ссылка поэта.
Русское общество этой поры жило самыми пестрыми впечатлніями: теперь надвигалась уже реакція, но значительная часть общества жило еще либеральными мечтами первыхъ дней александровскаго царствованія, — къ тому же общество было еще взволновано патріотическимъ подъемомъ 1812 года. Эта несогласованность настроеній уже выразилась въ столкновеніяхъ правительства и общества. Въ литератур обозначилась такая же борьба между консерватизмомъ "Бесды" и либерализмомъ «Арзамаса». Кром того, въ широкихъ кругахъ русскаго общества царилъ самый беззаботный разгулъ. Пушкинъ всей головой окунулся въ политическій и литературный либерализмъ эпохи и въ то же время, съ увлеченіемъ отдался свободной жизни тогдашней "золотой молодежи". Поэтъ точно старался обогатить себя самыми сильными и разнообразными впечатлніями. Въ его творчеств замчаемъ мы полное отраженіе его тогдашнихъ интересовъ: онъ разбрасываетъ злыя эпиграммы и памфлеты на тхъ дятелей, которые примкнули къ реакціи, онъ борется, вмст съ арзамасцами, противъ членовъ "Бесды" — онъ воспваетъ въ своихъ стихахъ разгулъ, беззаботное веселье и легкомысленныхъ красавицъ. И, рядомъ съ этими гимнами въ честь радостей жизни, онъ знаетъ и грустныя чувства: какое-то «чистое» увлеченіе отравило его жизнерадостность… Впрочемъ, такія увлеченія недолго имъ владли, — налетали мятежныя страсти, и онъ отдавался имъ всецло, легко забывая свою чистую любовь. Тогда онъ, не безъ задора, говоритъ о своемъ презрніи къ «черни», понимая подъ этимъ словомъ людей, не одобряющихъ его эпикуреизма, — людей, скованныхъ благоразуміемъ, или приличіямъ. Юноша-поэтъ скоро угорлъ въ чаду такой жизни и утомился. Ссылка подошла кстати: за свое свободное поведеніе — онъ былъ принужденъ оставить столицу. Заступничество Карамзина, Жуковскаго, Энгельгардта (бывшаго директора Лицея) сдлали то, что "сверъ" (Сибирь, или Соловки) замненъ былъ ему «югомъ», — и Пушкинъ былъ отправленъ въ Екатеринославъ служить подъ начало генерала Инзова.
Пушкинъ на юг. Кавказъ и Крымъ.
Пріхавъ на мсто новаго служенія, онъ сейчасъ же захворалъ. Мимоздомъ постилъ его Н. Н. Раевскій, знавшій его по Царскому Селу. Онъ халъ съ семействомъ на Кавказъ и пригласвлъ съ собою А. С. Пушкина. Инзовъ отпустилъ его, и поэтъ отправился на Кавказъ. Раевскіе быля людьми передовыми, хорошо образованными; они сердечно отнеслись къ Пушкину, и въ ихъ кругу поэтъ отдыхалъ душой посл пережитыхъ треволненій. Онъ наслаждался природой Кавказа и внимательно присматривался къ жизни казаковъ. [2] Съ Кавказа они перебрались въ Крымъ, въ Гурзуфъ. Здсь онъ интересуется татарами, ихъ пснями и, подражая имъ, сочиняетъ псню татаръ въ "Бахч. Фонтан". Изъ Крыма Раевскіе отправились въ свое имніе Каменку, a Пушкинъ — въ Бессарабію. Пользуясь добротой своего начальника, онъ не разъ посщалъ Раевскихъ въ ихъ имніи. Здсь онъ встртился съ нкоторыми будущими декабристами и принималъ участіе въ ихъ политическихъ бесдахъ.
2
Говорятъ, что изъ этой поздки вывезъ онъ нсколько псенъ о Разин, записанныхъ имъ лично.
Кишиневъ. "Міровая тоска" Пушкина.
Службой Инзовъ Пушкина не обременялъ, и поэту много свободнаго времени оставалось въ Кишинев. Мстное общество не отличалось культурностью, и Пушкинъ повелъ себя по отношенію къ нему вызывающе — высмивалъ мстную знать, дрался нсколько разъ на дуэли. Въ низкой сред Кишинева онъ опять отдается низменнымъ интересамъ: угаръ петербургской жизни на него налетлъ еще разъ. Впрочемъ, онъ теперь не отдается ему всецло, — онъ много читаетъ, стараясь чтеніемъ восполнить проблы своего образованія. Кром того, онъ сближается съ нкоторыми передовыми офицерами южной арміи. Интересовался онъ также мстными нравами и обычаями, записывалъ псни и сказанія; одно время увлекался онъ греческимъ возстаніемъ. Но все это не заполняло его души, и онъ здсь, на юг, скоро узналъ приступы "міровой тоски", — того чувства, которое прошлось по всему европейскому обществу, выразившись въ поэзіи Шатобріана, Байрона и иногихъ другихъ большихъ и малыхъ «скорбниковъ». Ихъ вліянію поддался и Пушкинъ, и въ творчеств его за эту эпоху
Одесса. Столкновенія съ Воронцовымъ.
Истомившись въ полудикомъ Кишинев, Пушкинъ перебрался въ Одессу служить подъ начало гр. Воронцова. На первыхъ порахъ жизнь въ шумной европейской Одесс плнила его, — онъ посщаетъ театры, завязываетъ знакомства, увлекается мстными красавицами, особенно г-жей Ризничъ. Но вскор здсь его встртили новыя непріятности: онъ не поладилъ со своимъ начальникомъ гр. Воронцовымъ, который требовалъ отъ подчиненныхъ исполнительности и корректности, — и тмъ, и другимъ Пушкинъ никогда не отличался; да, кром того, онъ былъ избалованъ полной свободой, предоставленной ему въ Кишинев Инзовымъ. Къ тому жe Пушкинъ влюбился въ жену гр. Воровцова, и, кажется, встртилъ взаимность. Хотя это было и вполн чистое, возвышенное чувство, но, конечно, оно могло только ухудшить отношенія между гр. Воронцовымъ и поэтомъ. Оскорбленный презрительнымъ отвошеніемъ графа, пренебреженіемъ къ его литературной слав, Пушкинъ пересталъ стсняться даже въ дловыхъ сношеніяхъ съ начальствомъ. Тогда гр. Воронцовъ попросилъ убрать поэта изъ Одессы на сверъ. Это сдлать было ршено въ Петербург еще до полученія просьбы гр. Воронцова, такъ какъ въ руки московской полиціи попало письмо, въ которомъ поэтъ писалъ, что беретъ уроки атеизма"… Въ дни, когда высшіе круги русскаго общества отличались религіозностью, такое заявленіе поэта сочтено было, конечно, преступленіемъ, — и въ 1824 году онъ былъ отозванъ изъ Одессы и поселенъ въ имніи отца, сел Михайловскомъ Псковской губерніи.
Пушкинъ въ с. Михайловскомъ.
На первыхъ порахъ здсь, въ деревенскомъ затишьи, поэтъ тосковалъ страшно, — его тянуло на югъ, гд и природа такъ прекрасна, и гд остались дорогія его сердцу существа.
Но вскор Пушкинъ обжился въ деревн, сталъ посщать сосдей, особенно сблизился съ Осиповой, ея дочерьми и сыномъ, студентомъ Дерптскаго увиверситета. Въ деревн продолжалъ онъ заниматься самообразованіемъ, — рдкое письмо его не заключаетъ въ себ просьбы прислать ему книгъ. Онъ перечиталъ въ это время много произведеній иностранной литературы, слдилъ внимательно за современной русской, изучилъ русскую исторію, познакомился съ русскими лтописями. Къ этому времени относится увлеченіе его Шекспиромъ, Вальтеръ-Скоттомъ и народной русской поэзіей. Особенно помогла ему въ этомъ отношеніи старушка-няня, съ которою ему пришлось коротать вдвоемъ долгіе зимніе вечера. Она пересказывала ему сказки и пла псни, которыя когда-то онъ слышалъ отъ нея въ дтств. Конечно, теперь онъ отнесся серьезне, чмъ въ дтств, къ народной поэзіи, и самъ сталъ собирать и записывать народныя произведенія и всматриваться въ народные обычаи. [3] Къ этому же времени относится возникновеніе y него интереса къ Св. Писанію, въ житіямъ святыхъ. Вс эти интересы отразились на его творчеств. Сказался на его произведеніяхъ также интересъ къ поэзіи чуждыхъ народовъ и эпохъ. Въ настроеніи Пушкина тоже произошли большія измненія: онъ успокоился и примирился съ жизнью, узнавъ ближе русскій народъ и его прошлое. [4]
3
Объ этомъ свидтельствуютъ, хотя бы, его примчанія къ свадебнымъ пснямъ, записаннымъ имъ въ Псковской губ.
4
За это "примиреніе" Пушкина упрекали и современники, и нкоторые позднйшіе критики. Но упреки эти неосновательны. Пушкинъ на себ пережилъ то, что пережила современная ему европейская мысль. Гёте началъ съ бурныхъ настроеній "Sturm und Drang'a" и кончилъ "отреченіемъ" (resignation) отъ мятежныхъ идеаловъ юности: онъ сталъ говорить о "смиреніи", онъ говорилъ: "мн всегда были противны апостолы свободы. Въ конц концовъ, каждый изъ нихъ искалъ только произвола для себя. Если ты "хочешь освободить многихъ, то сумй служитъ имъ". "Евангеліе отъ Іоанна, пишетъ онъ, я признаю моимъ Евангеліемъ и сущность всей мудрости свожу къ одному изреченію — дти, любите другъ друга!". Вотъ, чмъ, разршился его протестъ. Шиллеръ, начавшій съ «Разбойниковъ», сталъ звать къ такому-же "смиренію": "примкнутъ къ человчеству, найти въ его вковомъ труд маленькую область, маленькій уголокъ и сосредоточить на этой скромной работ всю свою силу" — это правило предлагалъ онъ къ свднію "тому человку, который выплылъ съ цлой флотиліей въ открытое дгоре жизни и возвратился на одной спасательной лодк въ тихую пристань". "О человчеств, пишетъ онъ, ты никогда не можешь думать достаточно высоко, — какъ ты носишь эту идею въ твоей душ, такъ ты и выражаешь ее въ дйствіяхъ. Также и человку, который встрчается съ тобою въ тсномъ кругу твоей жизни — простирай руку помощи, если онъ въ ней нуждается. Ho o благ человческихъ поколній, другъ, пусть заботится, какъ вчера, такъ и сегодня — небо, какъ оно заботится о дожд и рос". Во Франціи это "отреченіе" отъ идеаловъ протеста выразилось въ возрожденіи религіознаго чувства (Шатобріанъ, Ламенэ, Ламартинъ, Нодье, де-Местръ). Всего характерне, что самъ Баіронъ, подъ конецъ своего творчества, сталъ приближаться кь такоиу же смиренію, и къ отреченію. (Н. Котляревскіи "Міровая Скорбь", 307–334).
Примиреніе съ жизнью. Пушкинъ "на вол".
Это новое міросозерцаніе его было чисто-философскимъ пониманіемъ жизни, признаніемъ въ ней наличвости того добра, которое раньше имъ не понималось, не признавалось. На почв такого новаго міросозерцанія развилось y Пушкина и новое пониманіе средствъ служенія обществу, — на прямыхъ, широкихъ и свободныхъ путяхъ. Вотъ почему онъ не примкнулъ къ декабрьскому мятежу, и 11-го мая 1825 года подалъ на имя государя прошеніе о снятіи съ него опалы. 28 августа онъ былъ спшно вызванъ въ Москву, 4-го сентября представленъ къ государю и былъ имъ прощенъ. Государь говорилъ съ нимъ долго и милостиво, общалъ самъ цензировать его сочиненія и поручилъ его надзору гр. Бенкендорфа, тогдашняго шефа жандармовъ. Это былъ человкъ исполнительный, но холодный и недоброжелательный: до процвтанія русской литературы ему дла никакого не было, и потому опека его надъ Пушкинымъ оказалась для поэта очень тяжелой. На первыхъ порахъ этого поэтъ не замтилъ и беззаботно наслаждался "волей".