Иван-чай: Роман-дилогия. Ухтинская прорва
Шрифт:
«А ведь была тут когда-то непомерная глубина, — с непонятным сожалением подумал Пантя. — Вон куда махнуло. Отмежевалось озерцо от речки, и получается из него болото…»
И вдруг спохватился:
«К чему это я? Яшка-дьявол возмутил душу!»
Он торопливо спустил в воду морды, закачал в податливое дно озера длинный якорный шест и начал грести к берегу.
Когда подходил к речке, неожиданно заметил по ту сторону Агашу. Склонившись с мостков, она черпала бадейкой воду.
Пантя ускорил шаги, бегом миновал бревенчатую кладку через речку.
— Ганя!..
Девушка испуганно оглянулась, вскинула
— Постой, Ганя! — Он бежал следом.
Агаша знала, что этим непривычным именем называл ее только он, чуть сутулый и угрюмый русский парень с теплыми, хмельными от волнения глазами. Но она торопливо переступала босыми ногами по узкой тропке и, сама не понимая своих страхов, спешила поскорее к дому.
— Постой же, говорю! — обиженно крикнул ей вслед Пантя и остановился. — Что это ты, Ганя? Или Яков про меня чего мелет, одичав в лесу?
Агафья остановилась, круто повернув голову, и даже в сумраке белой ночи Пантя заметил, как на ее ресницах закипели слезы.
— Молчи! — гневно выдохнула она, — Зачем обижаешь? Зачем караулишь на каждом шагу?
Он удивился ее обиде, рассеянно снял с плеча мокрое весло.
— И впрямь стряслось в вашей семье непонятное… Может, правда, что Яшка ненароком разбогател в одно лесованье — оттого и спесь поперла из него, как опара из дежи?
Агаша не стала слушать. Она всхлипнула и бегом, расплескивая воду, бросилась к воротцам своего двора. Пантя в грустной задумчивости смотрел ей вслед.
«Ничего не понять на этом свете… Только вчера млела девка, а нынче глядеть не хочет. Неужто навсегда отрезала?»
Скверно было на душе у Панти в эти дни.
Яков не разбогател, но чувствовал себя в этом году прочно. Лесованье вышло удачным, значит, год обещал безбедную, состоятельную жизнь. Агаша могла и подождать.
В доме, правда, подходили к концу запасы хлеба и охотничьих припасов, но скоро ожидался пароход Никит-Паша — значит, дело было поправимо. На обнову сестре и кое-какие мелкие покупки Яков потратил всего десять рублей. Остальные деньги, оставшиеся от чернобурки, еще были в кармане, и Яков был спокоен.
Наконец в одно из воскресений пароход прибыл. Яков сложил пушнину в мешок и направился по берегу к устью мелкой сельской речушки.
У Вычегды собралась вся деревня. Горели костры, люди толпились у трапов на высоком, обрывистом берегу, тут же выбивали из бутылок пробки.
Это был самый веселый и важный день в году. Сбывалась добыча, перед распаленными взглядами проплывало богатство, было что посмотреть и потрогать руками. Пестрые кафтаны, ситцевые рубахи горошком, потертые лазы и великое множество мягкой пушнины — все стремилось в середку, к бочонку с козловской водочкой. Никит-Паш велел подрядчикам не скупиться. Народ любил щедрость земляка и не менее любил выпить.
Подошла очередь Якова.
Он вошел в говорливую, уже опьяневшую толпу и увидел Чудова. Тот почему-то строго глянул в его сторону и отвернулся. Потом приказал подать книгу. Яков насторожился. По слухам, в эту книгу попадали лишь безнадежные должники. Остальным охотникам Никит-Паш верил так, на слово.
— Люди говорят, сестру замуж отдаешь? —
Яков замялся. Сестру он отдавать еще не собирался, но ведь люди зря ничего не говорят… Что подумает о нем Амос, коли узнает, что Агафья уходит, не спросясь его, старшего брата?
— Коли говорят, стало быть, так. Пора ей, — невнятно и уклончиво пробурчал он.
А Чудов почему-то еще строже сдвинул пепельные брови и, плюнув на концы крючковатых пальцев, деловито стал листать страницы.
— Долг когда думаешь отдавать?
В ответ Яков молча, но выразительно ткнул носком то-бока плотно набитый мешок.
— Давай! — так же деловито кивнул Амос.
Яков вывалил к его ногам содержимое мешка. Внимательно следил, как подрядчик неторопливо, скептически приценивался к каждой шкурке, встряхивал в руках ворсистые меха норок, бурундучков, белок, складывал их в сортовые рядки. Видел, как Чудов немного задержался с десятком куниц, а потом — совесть, наверно, взяла верх — решительно положил их в первый сорт.
«Хорошо», — подумал Яков.
Но подрядчик успел перебрать все шкурки и на удивление невесело спросил:
— Все?.. Маловато, слышь, за два лесованья, маловато…
— Обижаться грех, — заметил Яков. — Лес не обидел, лишь бы люди не отняли…
— Ну что ж, долг покрыл. В расчете, стало быть, с хозяином.
— Как долг?! — удивленно спросил Яков. — Тут на два долга, Амос! Не греши. Мне еще хлеба на зиму надо!
— Чернобурку пошто утаил? — холодно спросил Чудов.
— Посчитай лучше: без чернобурки достаточно! — крикнул Яков и, схватив куницу, сунул ее под нос Чудову. — Считай лучше!
— А я не неволю. И Никит-Паш не неволит. Продай кому-нибудь дороже. — И повторил — Я не неволю, слышь? Может, какой чудак дороже даст…
— Имей совесть, Амос, не обижай! Али тебе в лесу леса мало?
— Совесть при мне, а хлеб тоже своей цены стоит. Притом он хозяйский. Чернобурка была б — на два года хлебца получил бы. А это все лишь прошлогоднее кроет. Как хочешь…
«А кому? Кому продать?» — тоскливо подумал Яков и бессильно оглянулся. Кто-то понимающе перехватил его взгляд, вздохнул, но ничего не сказал. Другой торопливо протискивался к Чудову со скудной вязанкой белок, заискивающе улыбаясь подрядчику. «Эх, люди!..»
— Следующий! — крикнул Амос, и напоследок глянул на Якова.
Тот безмолвно махнул рукой, поднял с земли пустой мешок и, не оглядываясь, побрел прочь…
У Якова был побитый вид, но, подходя к дому, он сунул руку в карман и сжал там крепкий, мослаковатый кулак.
9. Томление
духа
В лесном крае мало кто знал о том невиданном кризисе, который корежил Россию в эти дни. Даже губернатор Алексей Николаевич Хвостов, рискнувший на длительную поездку к нефтяным источникам на Ухту, еще не подозревал о крушении Горемыкина с его Государственной думой, о том, что над просторами государства Российского уже нависла зловещая тень Распутина. Летели головы. Государь император твердой рукой душил свободу, подготавливая третье-июньский переворот, менял министров, а события тем временем продолжали развиваться своим чередом, наперекор монаршим желаниям.