Иван Кондарев

Станев Эмилиян

— Другие основания?! Нет, других оснований нет. Я тогда подумал так потому, что он держал револьвер.

— А у тех двоих были револьверы?

— Не видел, они пробежали далеко от меня — по улице, а не по площади.

— Значит, вы видели троих!

— Да, троих.

— Опишите сначала первого, который пробежал мимо вас и держал револьвер, потом остальных двух. Как они выглядели? — помог ему Христакиев.

Такое описание Кольо уже давал приставу и сейчас постарался повторить его ясно и кратко. Он сказал, что убийца пробежал очень близко от него,

но из-за волнения и, главное, из-за темноты он не успел его хорошо рассмотреть, тем более что тот бежал быстро. На всякий случай, чтобы не противоречить показаниям, данным в участке, он сказал, что убийца был высоким, а двое других — пониже.

_ А вы не помните, что у него было на голове? Обыкновенная соломенная шляпа или фуражка? — спросил Христакиев, никак не подчеркивая этого вопроса и особенно слова «фуражка».

Но это слово заставило Кольо вздрогнуть. Христакиев уловил это, но сделал вид, что ничего не заметил. Кольо помедлил с ответом. Он очень хорошо помнил, что именно фуражка произвела на него впечатление. Анастасий никогда не носил фуражки и ходил обычно в широкополой шляпе, так что Кольо не сразу узнал его, увидев в полуметре от себя, — такой необычный вид придавала Сирову фуражка. Но Кольо запомнил, как торчали из-под фуражки длинные волосы анархиста. Подумав еще раз и сообразив, что именно фуражка поможет Анастасию, он признал, что действительно убийца был в фуражке.

Христакиев остался очень доволен его ответом.

— Вы не заметили, как он был одет? Был ли на нем пиджак? Какие брюки? — спросил он.

— Нет, этого не видел.

— Видел ты, все видел, только скрываешь! — подал голос пристав. — Убийца, господин следователь, судя по осмотру места, прошел совсем рядом с ним.

Христакиев знаком велел ему молчать.

— Итак, убийца был в фуражке, хорошо. Вы знаете Ивана Кондарева, учителя?

— Знаю.

— Не походил ли этот человек на Кондарева?

— Нет, это ни в коем случае не он.

— Ах так, не он. Вы в этом вполне уверены?

— Вполне уверен.

— Похож он на кого-нибудь из ваших здешних знакомых?

— Нет, ни на кого не похож.

— Итак, это был высокий человек в фуражке. А вы не заметили, не было ли на нем очков или чего-либо другого, отличающего его от остальных людей? — спросил Христакиев и недовольно поглядел на надувшегося пристава.

— Ничего такого не заметил.

— В городе есть один бывший офицер, который сейчас учится в Софии. Его фамилия Корфонозов. Вы, наверно, его знаете?

— Нет, не знаю. Я не очень интересуюсь людьми.

— Вы пишете вашей приятельнице, что узнали одну страшную тайну, и дальше в письме говорите, что знаете, чем руководствовался убийца. Вот я сейчас вам прочту эти строчки: «Поверьте мне, не знаю, сможете ли вы это понять, но этот страшный человек мне дорог, я пожалел его и жалею до сих пор. Как ужасна человеческая душа!» И дальше: «…руководило им великое заблуждение человеческого ума, возникшее от его бессилия перед бесконечной и, может быть, бесцельной трагедией жизни…» — и так далее. Объясните мне, что это за

страшная тайна, которую вы узнали? — Христакиев задал этот вопрос так, словно он не имел ничего общего с остальными.

Но Кольо еще в участке вспомнил об этих строчках, которые могли уличить его в том, что он знает убийцу. Пармаков, со свойственной ему прямолинейностью и простотой, тоже обратил на них внимание и особенно на слово «узнал», но на него никакого впечатления не произвело «заблуждение, которое руководило убийцей», — слова, не ускользнувшие от внимания Христакиева.

— Тайна как раз в этом — в людях, то есть в человеческой душе, — ответил Кольо, не глядя на своего мучителя.

Пристав сердито сверкнул глазами и возмущенно звякнул саблей.

— Значит, целиком литературная тайна! — смеясь, сказал Христакиев. — И от этой литературной тайны вы страдаете как соучастник убийцы? Как это понять? В переносном смысле или вы действительно соучастник? Я вам прочту закон о соучастии — он считает соучастником каждого, кто способствует сокрытию преступления. Известно вам это?

— Да, но я вовсе не соучастник.

— Господин следователь, это из-за него произошел на прошлом месяце скандал с офицерами в городском саду, — заметил пристав. — Он главарь целой банды бездельников.

— Мы разберемся, лжет он или нет. Отец у него умный и уважаемый человек, да и он сам, как юноша серьезный, не захочет, чтобы мы испортили ему будущее нежелательными мерами.

Эта угроза не смутила Кольо. Напротив, слова Христакиева были слишком прозрачны и раскрывали его тайные намерения и коварную любезность. Раз он называет его отца умным, он или издевается над ним, или сам в душе настоящий Фохт. Это возмутило юношу. Он стоял неподвижно, не отрывая глаз от пола, а суровое и презрительное выражение его лица явственно говорило, что больше он не скажет ни слова.

К величайшему удивлению пристава, Христакиев велел Кольо подписаться под протоколом допроса и отпустил его домой. Он был очень доволен показаниями гимназиста. Фуражку можно считать доказательством против Корфонозова, как и утверждение Кольо, что убийца был высоким. Пока ему этого довольно. Все же Христакиев не мог не беспокоиться. Возможно, что пристав прав. По всему видно, мальчишка знает, кто убийца. Это впечатление само собой возникало из его ответов и особенно из письма. Христакиев тотчас же взял себя в руки и равнодушным тоном заявил приставу, который, стоя посреди кабинета, смотрел на него с недоумением:

— Этого мальчишку мы допросим еще раз. Сейчас неудобно и нетактично его мучить. Если он знает, кто убийца, то рано или поздно проговорится. Так будет лучше.

Пармаков щелкнул каблуками, поднес руку к козырьку и вышел. Христакиев долго не мог забыть выражение его глаз. Пристав первый раз в жизни взглянул на него с недоверием. Даже в походке его Христакиев почувствовал недовольство. «Баран, — сказал он про себя. — Во что бы то ни стало хочет выручить своего бывшего командира. Вот что значит иметь дело с человеком простым и чересчур чистосердечным…»