Иван Сусанин
Шрифт:
«Чуден храм, — подумал Иванка. — Никак, знатные мастера ставили. Воистину люди сказывают: Василий Блаженный да Успение Богородицы Русь украшают».
Торг оглушил зазывными выкриками. Торговали все: кузнецы, кожевники, гончары, древоделы, огородники, квасники, стрельцы, монахи, крестьяне, приехавшие из сел и деревенек. Тут же сновали объезжие головы [104] , приставы и земские ярыжки, цирюльники и походячие торговцы с лотками и коробами.
104
Объезжие головы — выборные
Пошли торговыми рядами: калачным, пирожным, москательным, сапожным, суконным, холщевым, красильным, солодовенным, овощным, мясным…
Настенка запросилась в рыбный ряд.
— Уж так солененького хочу!
Сусанна понимающе кивнула:
— Надо бы зайти, сынок.
Мужики и парни завалили лотки соленой, сушеной, вяленой и копченой рыбой. Тут же в дощатых чанах плавал и живец, только что доставленный с озера: судак, щука, карась, лещ, окунь, плотва…
— Налетай, православныя! Рыба коптец, с чаркой под огурец!
— Пироги из рыбы! Сам бы ел, да деньжонок надо!
Верткий, высоченный торговец ухватил длинной рукой Иванку за рукав армяка.
— Бери всю кадь. За два алтына отдам!
— Соленую рыбешку дай.
— Чего мало?
— Придет время — кадь возьму.
Настенка тотчас принялась за рыбину, а к торговцу подошел новый покупатель.
— Где ловил?
— Как где? — вытаращил глаза торговец. — Чай, одно у нас озеро.
— Но и ловы разные. Поди, под Ростовом сеть закидывал?
— Ну.
— А мне из Угожей надо. Там, бают, рыба жирней.
Угожане торговали с возов, меж коих сновал десятский из Таможенной избы: взимал пошлину — по деньге с кади рыбы.
Один из торговцев заупрямился:
— За что взимаешь, милай? Кадь-то пустая.
— А на дне?
— Всего пять судаков. Не ушли.
— Хитришь, борода. Дорогой продал.
— Вот те крест! Кому ж в дороге рыба надобна? Неправедно берешь.
— Неправедно?! — насупился десятский и грозно насел на мужика:
— На цареву слугу облыжные речи возводишь? Царев указ рушить! А ну, надувала, поворачивай оглобли!
Мужик сплюнул и полез в карман.
Получив пошлину, десятский тронулся дальше, а Иванка головой крутанул: свиреп «царев слуга!»
Супротив Успенского собора стояла церковь Спаса на Торгу или Спас Ружная. Она находилась среди торговых рядов и называлась так потому, что многие годы не имела прихожан, а источником ее существования была «руга» — пожертвования [105] .
105
Церковь была построена из дерева в 1206 году и во время набега Сапеги и Лисовского разграблена и сожжена. Около сорока лет это место пустовало, а в июле 1654 в Ростове разразилась «моровая язва», да такая сильная, что много людей умирало, и живые не успевали хоронить мертвых. Не зная, как бороться с эпидемией, ростовцы на денежные сборы построили на этом месте деревянный храм, но сильный пожар 1671 года вновь спалил церковь до основания. Каменная же церковь Спаса на Торгу построена на средства горожан в 1685 г. при митрополите Ионе Сысоевиче.
Подле храма секли батогами мужика. Дюжий рыжебородый кат [106] в алой, закатанной до локтей рубахе, стегал мужика по обнаженным икрам.
— За что его? — спросил Иванка.
— Земскому старосте задолжал. Другой день на правеже [107] стоит, ответил один из ростовцев.
Подскочил земский ярыжка. Поглазел, захихикал:
— Зять тестя лупцует,
Ростовцам не в новость, Иванке — в диковинку.
— Чего языком плетешь? Кой зять?
106
Кат — палач.
107
Правеж — править, взыскать. Ежедневное битье батогами несостоятельного должника, являвшееся средством принуждения к уплате долга. Чем больше был долг, тем длиннее срок правежа. В случае неуплаты долга по истечении срока правежа должники (за исключением служилых людей) отдавались в холопы истцу.
— Обыкновенный. Не зришь, Пятуню потчует? То Фомка — кат. Залетось Пятунину дочку замуж взял.
— Негоже тестя бить, — нахмурился Иванка.
— А ему что? Ишь зубы скалит. Ай да Фомка, ай да зятек!
Пятуня корчился, грыз зубами веревку на руках, привязанных к столбу.
— Полегче, ирод, мочи нет, — хрипло выдавил он, охая после каждого удара.
— Ничо, тятя. Бог терпел и нам велел, — посмеивался Фомка.
Сусанна дернула Иванку за рукав армяка.
— Пойдем, сынок. Глядеть страшно.
Но Иванка и с места не стронулся, глянул на ярыжку.
— Слышь, мил человек. Сколь задолжал Пятуня?
— Многонько. Ходить ему в холопах. Полтину серебром.
— Развязывай мужика. Я заплачу.
Ярыжка окинул молодого мужика цепкими, прощупывающими глазами. На голове старенький войлочный колпак, армячишко видавший виды, в пеньковых лаптях. Откуда у «деревенщины» такие деньжищи?
— Ты языком болтай, да меру знай.
Иванка вытянул из-за пазухи кису, отсчитал полтину.
— Да ты что, сынок, деньгами разбрасываешься? — всполошилась Сусанна. — Сами еще не ведаем, как жизнь пойдет. Спрячь!
Но Иванка ослушался:
— Не могу зреть, как людей мучают. Развязывай, ярыга!
У ярыжки хищно блеснули глаза. А из толпы донеслось:
— Не отдавай, паря. Себе заграбастает. Ведаем Хотяйку! Из плута скроен, мошенником подбит. Пусть земского старосту кличет.
— Спасибо, братцы.
Иванка спрятал кису, а Хотяйка, зло ощерившись на толпу, неторопко пошагал к Земской избе.
А торг шумел, полнился выкриками:
— Торгую лаптишками, сапожонками, солью в развес и рыбою в рез!
— Налетай на лук с чесноком!
— Бери капустенку и маслишко конопляное!..
Лук, чеснок, хрен и редька пользовались в Ростове (да и в других городах) большим спросом. От всех хворей и недугов. Лук, чеснок да баня всё правят!
Обширная Вечевая площадь вбила в себя многие казенные дворы. Здесь стояли Кабацкий и Гостиный двор (последний поставлен по приказу Ивана Грозного) [108] , а подле с ними — Съезжая изба. Недалече от нее находилась Житная площадь, где ростовцы и приезжие люди торговали житом и другими товарами. А возле Таможенной избы, коя занималась сбором пошлин, расположилась изба Писчая, где посадские подьячие предлагали свои услуги для написания купчих и других бумаг. Около нее-то и стояла изба Земская, в коей заседали земские старосты и целовальники. Рядом была изба Сусляная да изба Квасная, кои собирали пошлину за продажу кваса и сусла [109] .
108
На месте бывшей Колхозной площади.
109
Сусло — отвар крахмалистых и сахаристых веществ, из которых приготовляли спирт и пиво.