Из химических приключений Шерлока Холмса
Шрифт:
Из Ливерпуля мы выехали ночным поездом. Дома после основательного отдыха Холмс засел в кресле с своей трубкой к погрузился в размышления. Я решил не надоедать ему и прогулялся по Лондону.
Утром следующего дня Холмс сказал мне, что самое время навестить нам Арктический институт. Пентеркоффер встретил нас более приветливо, чем в первый раз, и в то же время несколько озабоченно.
— Дорогой Холмс, моя гипотеза не подтвердилась, у нас нет достаточных оснований для предъявления иска фирме резинотехнических изделий. Испытания прокладок показали, что они морозостойки. Наш сотрудник присутствовал при этом. Проверялись и те прокладки, что остались, и те, что побывали на Шпицбергене.
Холмс смотрел на него с интересом.
— А о каких побывавших на Шпицбергене говорите вы?
— Ну как же! Весь инвентарь погибшей экспедиции доставили к нам, он здесь в специальной кладовой.
— Это любопытно, мистер Пентеркоффер.
Директор института не возражал, и мы прошли в кладовую, где хранились одежда погибших, керосинка, чайник, другой инвентарь. Несколько банок из-под керосина помещались тут же. Холмс внимательно их осмотрел и спросил Пентеркоффера, а не может ли он предоставить их ему на некоторое время. Тот согласился. Потом внимание Холмса остановилось на лыжах. Особенно заинтересовала его поломанная лыжа.
— Это лыжа, из-за которой шотландец не смог следовать за Коутсом? — спросил он.
— Да, это та самая, роковая лыжа. Ошибки быть не может. Видите медные буковки «МГ». Каждый подбирал себе лыжи и, чтобы не спутать в общей массе, помечал их.
— Но что-то эта лыжа не совсем похожа на те, что остались от погибших?
— Если бы он следовал с ними, у него были бы такие же лыжи. На длительный путь в неизведанную даль путники брали лыжи более широкие. У Мак-Гилла тоже были такие, но ему не пришлось ими воспользоваться. Более узкие лыжи, рассчитанные на скоростные пробеги, предназначались для сообщения базы с ближайшими складами.
В это время подошел капитан Спрэг. Он поздоровался со всеми и присел в стороне. Холмс обратился к нему:
— Скажите, пожалуйста, капитан, а как доставлялся весь инвентарь к месту высадки?
— Его было много. Большая часть — в трюме, но кое-что осталось и на палубе. В частности, эти примитивные лыжи располагались на палубе в специальном стояке.
Несколько помолчав, капитан сказал задумчиво:
— Жаль Коутса и всех его товарищей, но что можно было сделать? На все божья воля. Для Шпицбергена такая гибель совсем не в диковинку. Что стоят одни названия: «Полуостров мертвецов», «Гора мертвецов». «Мыс мертвецов», «Гора печали», «Бухта печали»…
— Судя по этому, можно понять, что экспедиции туда были довольно многочисленными, — сказал Холмс. — Стало быть, эта «Страна мрака» не столь уж и неизведана. Не просветите ли вы меня, что побуждало Арктический институт снарядить эту экспедицию, мистер Пентеркоффер?
Директор пристально посмотрел на Холмса и произнес следующее:
— Я уже предупредил вас, мистер Холмс, о нежелательности большой огласки, привлечения обостренного внимания газетчиков. Мне кажется, что вы меня поняли. Вкратце я вам обрисую обстоятельства. Сумм, выделяемых на исследования правительством, не всегда хватает по нашим замыслам. Но есть заинтересованность отдельных ведомств и частных компаний, которые вкладывают в затеваемое нами предприятие значительные средства. Вы, я думаю, обратили внимание на то, что на снаряжение этой экспедиции средств не пожалели. Вокруг Шпицбергена в давние времена кипели страсти. Вы ничего не слышали о «Китобойной войне»? Это было очень давно — полтора столетия тому назад. У берегов Шпицбергена скоплялась огромная масса китов. За право охоты на них дрались между собой датские, голландские, британские, норвежские корабли. Били китов, били и друг друга. Нашему флоту тогда крепко досталось от голландцев. В конце концов все закончилось соглашением по разделению зон китобойного промысла. Голландцы с северо-западного побережья Шпицбергена на острове основали целый город по отлову китов и разделке их туш. Он был назван Смеренбург — Ворваний город. В нем были улицы, лавки, товарные склады, салотопни, мастерские, кузницы, игорные притоны и трактиры, где веселились, пели и плясали. Не менее десяти тысяч человек толкалось в этом городе, среди них немало и разряженных женщин, ловивших мужчин и помогавших китобоям проматывать их великолепные заработки. Это было очень давно. Сейчас и следов той бурной жизни там не найдешь. Вам всем, джентльмены, известны потрясающие мир экономические лихорадки, прежде всего золотые — в Америке, в Австрии — серебряные, алмазные и так далее. Как правило, лихорадка кончается, оставляя после себя города-призраки. Такое мы имеем и в Смеренбурге: давняя китобойная лихорадка создала этот «златокипящий» город, но киты в конце концов были перебиты или ушли от столь трагических для них берегов. Промысел прекратился, город стал никому не нужен, и сейчас о нем — только легенды. Если на Шпицберген предъявляли права англичане, голландцы, шведы, норвежцы, датчане, русские, то все они в своих притязаниях значительно поостыли. Постоянного жилья там долго не удавалось создать, да и не к чему. Шпицберген стал как бы «ничейной землей». Однако полярных исследователей он интересует с давних пор. Его всегда рассматривали как своеобразный трамплин для завоевания Северного полюса.
— Благодарю вас, сэр, за ваш превосходный рассказ об истории острова и о побудительных причинах экспедиции. Заверяю, что мы прослушали его с неослабевающим интересом. Мне, однако, необходимо заняться тем, к чему я призван. Я надеюсь, мистер Пентеркоффер, что вы предоставите мне возможность поработать еще в этом помещении.
— Пожалуйста, пожалуйста, мистер Холмс. Все, что вам.потребуется, в вашем распоряжении.
Холмс обратился к внимательно следившему за разговором Спрэгу:
— Скажите, пожалуйста, капитан, в ближайшее время вы никуда не отбываете? Нет? Хорошо. А тот матрос, которого вы временно брали в рейс, он завербовался куда-нибудь?
— Джинджер-то? Да нет, мистер Холмс, он околачивается в портовых кабаках. Пока не размотает своего заработка, полагаю, и пытаться не будет куда-то устроиться. Мои ребята часто его видят. Ведь если бы не неожиданная болезнь Боба Картера и не спешка, я нашел бы матроса получше.
— А что, он вел себя на корабле неподобающим образом?
— Да нет, этого я сказать не могу. Моряк он опытный и нареканий не вызывал. Но как-то настороженно себя вел.
— Видите ли, капитан, мне хотелось бы повидать этого матроса и спросить его кое о чем, но не в порту, а здесь, в Арктическом институте. Нельзя ли как-нибудь завлечь его сюда под благовидным предлогом? У вас, мистер Пентеркоффер, не будет возражений?
— Хорошо, мистер Холмс, я скажу своим матросам, и они что-нибудь придумают. Только завтра это не получится: им срочно нужно завершить работу. Послезавтра, часика в три, его сюда доставят.
— Благодарю вас, капитан Спрэг. Мы сегодня уже не будем задерживать вас и сэра Пентеркоффера и отправимся по своим делам. Завтра с вашего разрешения я опять буду у вас.
Когда мы вышли, Холмс помедлил некоторое время и, обращаясь ко мне, спросил, не смогу ли я выполнить для него одну деликатную миссию. Я, конечно же, отвечал утвердительно.
— Вот адрес, Ватсон. Навестите, пожалуйста, мисс Коутс, поболтайте с ней, успокойте, чем можете, но не распространяйтесь о наших делах и о наших разъездах. Может быть, она что-нибудь знает о состоянии Мак-Гилла. Попросите ее в ближайшие дни никуда из дома не отлучаться.
Я сказал, что выполню все неукоснительно, и мы разошлись в разные стороны.
Я разыскал милую девушку и был принят ею с большой сердечностью. Она была обрадована тем, что о ней не забыли, и не стала задавать щекотливых вопросов, избавив меня от необходимости быть неискренним. Возвратившись на Бейкер-стрит, я довольно долго ожидал прихода Холмса. Рассказал ему о своем визите, на что он сказал мне, что рассчитывал на мое умение беседовать с женщинами и, как всегда, не ошибся в этом.
Ранним утром нас разбудил звонок у входной двери. С удивлением я увидел подмастерье Мортимера — Джека, которого мы угощали в трактире. Холмс никакого удивления не выказал и тепло приветствовал славного малого.