Из недавнего прошлого
Шрифт:
— Позвольте узнать, когда можно представиться главнокомандующему?
— Подождите, процдилъ сквозь зубы адъютантъ и скрылся куда-то.
Проходитъ боле получасу; на крылечко выходитъ другой офицеръ.
— Позвольте безпокоить вопросомъ, когда….
Но на этотъ разъ его обрываютъ еще суше и торопливе.
— Ништо не разуме, объявляетъ офицеръ, проходя мимо и не удостоивая его взглядомъ.
На душ съ каждой минутой длалось холодне, тоскливое чувство одиночества и предчувствіе чего-то недобраго, все сильне и сильне охватываетъ сердце. Солнце подымается выше и выше, становится нестерпимо жарко. Усталость отъ длиннаго, утомительнаго пути и голодъ даютъ себя чувствовать и натянутыя съ ранняго утра нервы начинаютъ поддаваться…. Въ голов тяжесть,
Можетъ быть, этотъ окажется доступне и привтливе.
— Позвольте спросить, когда можно представиться?….
Но замтивъ, что полковникъ подноситъ руку къ своему уху, прізжій пріоставливается.
Впрочемъ, на этотъ разъ онъ нашелъ снисходительнаго собесдника и еслибъ только полковникъ не былъ такъ глухъ, отъ него можно было бы добиться кое-какихъ свдній относительно здшнихъ порядковъ. Почтенный ветеранъ спросилъ у него съ любезной улыбкой: чмъ онъ можетъ ему служить?
При этомъ, онъ тщетно старался пріосаниваться и выпрямлять согнутую лтами спину, немилосердно коверкая русскую рчь на остзейскій ладъ.
— Желалъ бы узнать, какимъ образомъ можно представиться главнокомандующему; я цлый день здсь жду и не могу добиться этой чести, повторилъ свой отвтъ мой сосдъ.
Отвта на этотъ вопросъ не послдовало, но зато полковникъ завелъ длинную рчь, о самомъ себ; началъ разсказывать, что онъ тоже доброволецъ. когда-то командовалъ полкомъ, потомъ вышелъ въ отставку…
— Ну, а тутъ народъ, святая война, не вытерплъ и пріхалъ на свой счетъ… Вы конечно, на счетъ славянскаго комитета? А я скопилъ кое-что на русской служб, долженъ быть признателенъ, на свой собрался….
А въ заключеніе онъ прибавилъ давно ожидаемую фразу:
— Хотите представиться? Я сейчасъ доложу…. очень, очень радъ!
Съ этими словами оригинальный доброволецъ, молодцовато переводя руку отъ уха къ козырьку, съ видимымъ трудомъ заковылялъ дальше и началъ подыматься на роковое крылечко.
— Минутъ черезъ десять меня ввели въ пріемную комнату. Комната эта была уставлена опрокинутыми ящиками вмсто стульевъ, и столами, сколоченными изъ простыхъ досокъ, за которыми нсколько писарей усердно скрипли перьями. Тутъ кипла большая дятельность, поминутно врывались адъютанты, посыльные, ординарцы, кто со словеснымъ приказаніемъ, кто съ депешами или съ пакетомъ. Всхъ принималъ и отпускалъ щеголевато одтый и расторопный штабъ-офицеръ, съ выхоленными до фатовства красивыми усами.
Съ прізжимъ никто не заговаривалъ, никто не обращалъ на него вниманія. Въ этой толп тсно сплоченной общими интересами и короткимъ знакомствомъ, между этими людьми понимающими другъ друга на полуслов, разговаривающими больше и знаками и непонятными намеками, ему сдлалось еще тоскливе, чмъ на двор. Здсь отчужденіе казалось еще ощутительне. Съ тяжелымъ сознаніемъ, что онъ совсмъ чужой и лишній, тоскливо ждалъ онъ, скромно прижавшись къ стн до тхъ поръ, пока усатый офицеръ не провозгласилъ громкимъ, начальническимъ голосомъ.
— Господа, представляющіеся офицеры, потрудитесь становиться! Сейчасъ выйдетъ начальникъ штаба.
Пишущіе и суетившіеся вышли и въ комнат осталось человкъ десять не больше. Вс встали въ одну шеренгу.
— Я мелькомъ и не безъ любопытства взглянулъ на господ представляющихся, продолжалъ мой сосдъ: — у однихъ былъ робкій и приниженный видъ, у другихъ нсколько нахальный и размашистый, благодаря винному подспорью. Ни единой личности, съ которой захотлось бы сойтись или заговорить…. Минуты ожиданія
— Что вамъ угодно?
Отвчаю, что такой-то, желаю вступить въ сербскую армію и прошу чести быть представленнымъ главнокомандующему.
— Вы изъ фронта?
— Пять лтъ въ отставк, но на служб командовалъ полкомъ.
Съ каждымъ моимъ словомъ выраженіе его лица длалось угрюме и холодне.
— По вашему чину вамъ будетъ трудно дать соотвтствующее мсто, впрочемъ, это зависитъ отъ главнокомандующаго, произнесъ онъ сухо и отрывисто.
Я хотлъ было объяснить, что вопросъ, чмъ мн быть, не иметъ для меня значенія; но стоило ли распространяться съ человкомъ, которому прежде всего нужно выспаться; затмъ умыться, а ужъ потомъ отнестись боле или мене сочувственно къ пылкимъ порывамъ субъекта, примчавшагося сюда служить святому длу.
Съ остальными добровольцами разговоръ былъ еще короче. Имъ всмъ было объявлено, что генералъ приметъ представляющихся на двор, передъ своимъ отъздомъ на позицію.
Опять ждать! Длиннымъ показался этотъ часъ моему сосду и восторженное настроеніе духа неудержимо таяло подъ раскаленными лучами солнца. Вскор дворъ главной квартиры запестрлъ самой разнообразной толпой… Тутъ были офицеры, пріхавшіе съ позиціи, доктора, конвой съ лошадьми для предстоящей поздки главнокомандующаго и до восьмидесяти добровольцевъ, только что прибывшихъ изъ Белграда пшкомъ. Это были простые люди въ самыхъ разнородныхъ одеждахъ. Большая часть изъ нихъ состояла изъ солдатъ, меньшая — изъ крестьянъ, купцовъ, чиновниковъ. Между ними было также нсколько человкъ изъ духовнаго званія.
Принявъ нкоторое подобіе фронта, усталые и запыленные съ похода, люди эти смотрли съ безмолвною и сосредоточенною серьезностью на группы стоящихъ и прохаживающихся передъ ними развязныхъ офицеровъ сербской арміи. Эти волонтеры, изъ простыхъ людей, производили отрадное впечатлніе. Пьяныхъ между ними не было ни одного и вс они казались проникнутыми до глубины души тою высокой идеей, которая привела ихъ сюда.
— Глядя на нихъ длалось стыдно за малодушное нетерпніе, съ которымъ я переносилъ испытанія, выпавшія на мою долю въ это достопамятное утро, сознавался мой сосдъ. — Обидное равнодушіе, съ которымъ меня встртили мои будущіе сослуживцы, напыщенная надменность начальства, даже такія неудобства, какъ голодъ и усталость, такъ жестоко мучившіе меня нсколько минутъ тому назадъ, вс эти непріятности начали мало по малу ослабвать и стушевываться, такъ что, когда, наконецъ, настала жданная минута и раздалась команда караула: «пушки на рамена!», вслдъ за которой главнокомандующій показался изъ-за угла, чувство невольнаго благоговнія охватило все мое существо. По привычк къ военной дисциплин я превратился въ неподвижный столбъ; но внутренній голосъ не переставалъ взывать: привтъ теб, желанный вождь! Да какой-же ты простой! Какъ симпатично улыбается твое загорлое лицо! Однако, ты славный солдатикъ, какъ крпко сложенъ!.. Не даромъ родной народъ тебя знаетъ и въ тебя вритъ!
Желанный вождь не на него одного, а на всхъ произвелъ сильное и хорошее впечатлніе, невзирая на то, что ни на кого не обратилъ особеннаго вниманія, а для перваго знакомства ограничился коротенькой, прочувствованною рчью, въ которой благодарилъ добровольцевъ за то, что они пришли помогать ему, увряя при этомъ, что они ему нужны и что онъ ждалъ ихъ. Затмъ, былъ отданъ приказъ явиться на слдующій день и вс были распущены… куда глаза глядятъ.
Началось скитаніе по кафанамъ съ цлью найдти пристанище и что-нибудь пость, но ни того, ни другаго не отыскивалось. Въ кафанахъ даже хлба для пришлаго человка не находилось.