Из тьмы
Шрифт:
“Как ты смеешь говорить такие вещи?” пролепетал валмиерский офицер.
Лурканио спрятал улыбку. Он не играл по правилам, которые, как думали победители, они установили. Он не изображал страха и не извинялся. Это смутило блондинов. Пока они были в замешательстве, пока им было трудно решить, что делать с ним - и по отношению к нему, ему было не так уж плохо. Если бы они действительно решили... “Как она смеет говорить такие вещи обо мне?” он ответил, звуча так возмущенно, как только мог. “Я, по крайней мере, говорю правду, которой она, безусловно, не является”.
“Вы были ее любовником в то же
“Ну, а что, если бы я был таким?” Ответил Лурканио. “Возможно, это было безвкусицей, но у вас в королевстве останется очень мало людей, если вы начнете убивать всех, кто виновен в безвкусице. И Скарну был с оружием в руках против моего королевства, о чем он сам был бы первым, кто сказал бы вам. На самом деле, он был с оружием в руках против моего королевства после того, как король Гайнибу сдался. Что вы, люди, делаете с альгарвейцами, захваченными в плен с оружием в руках против ваших оккупационных армий? Ничего приятного, и вы знаете это так же хорошо, как и я ”.
“Это не имеет ничего общего с тем, что ты пытался сделать со Скарну”, - сказал валмирец.
“Конечно, это так, глупый маленький человечек”, - сказал Лурканио. “Если вы слишком тупы, чтобы увидеть это, я надеюсь, что они заберут вас и дадут мне следователя, у которого хватит ума понимать простую речь на его родном языке”. Это было последнее, чего он хотел, но офицеру не нужно было этого знать.
“Если ты оскорбишь меня здесь, тебе будет только хуже”, - предупредил блондин, покраснев от гнева.
“А. Великолепно!” Лурканио отвесил ему сидячий поклон. “Я благодарю вас за признание того, что то, что я делал и чего не делал во время последней войны, на самом деле не имеет никакого отношения к тому, что произойдет со мной”.
“Я ничего подобного не говорил!” Валмирец покраснел еще сильнее.
“Прошу прощения”. Лурканио еще раз покачал головой. “Мне показалось, что это прозвучало именно так”.
“Стража!” - сказал офицер, и несколько валмиерских солдат сделали шаг вперед с тех мест у стены, где они стояли. Следователь указал на Лурканио. “Обратно в свою камеру с этим. Он еще не готов сказать правду”.
Сержант из Валмиеры ткнул палкой в живот Лурканио. “Шевелись”, - сказал он. Ему Лурканио подчинился без возражений и колебаний. Сбитый с толку или напуганный обычный солдат мог избавиться от своего замешательства и страха с помощью огня. Игры, которые завязывали серьезного и довольно глупого следователя в узлы, были бы бесполезны или хуже того против человека, для которого простая жестокость решала так много проблем.
Мы думали, что простая жестокость может решить проблему подполья, думал Лурканио, маршируя перед охранниками. Были ли мы умнее простого сержанта? Пленники Вальмиера осыпали его проклятиями, когда он проходил мимо их камер. Он прошел мимо, как будто их не существовало. Тогда они швырялись вещами реже. Предполагалось, что им нечего было бросать, но он знал, что эти правила могут нарушиться, когда власти хотят, чтобы с пленником случилось что-то неприятное, но также неофициальное.
Сегодня он добрался до своей камеры невредимым. Дверь за ним захлопнулась.
Засов за пределами камеры с глухим стуком опустился. Сержант пробормотал заклинание, удерживающее кого бы то ни было
Судя по камерам, он предположил, что его камера не так уж плоха. Она определенно была лучше, чем те, которые его собственный народ давал пленным валмиерцам во время войны. Его койка была очень простой, но это была койка, а не заплесневелый соломенный тюфяк или голый камень. На его окне были решетки, но это было окно. У него была уборная, а не вонючее помойное ведро. Он бы уволил любого повара, который давал ему еду, подобную той, что он получал здесь, но он получал достаточно, чтобы сдерживать голод.
Но что означало это мягкое обращение? Был ли у него какой-то шанс вернуться в Алгарве, потому что валмиерцы не были точно уверены в том, что он сделал? Или они поддерживали его комфорт сейчас, потому что знали, насколько суровыми они скоро будут с ним? Он не знал. По природе вещей, он не мог знать. Размышления об этом во многом свели бы его с ума, и поэтому он изо всех сил старался не размышлять. Его стараний не всегда было достаточно.
Вскоре его снова накормили. С неба просочился свет. В камере у него не было лампы. В коридорах были лампы, но через маленькое окошко в двери проникало не так много света. Он лег и заснул. Это был животный образ жизни, и он пытался запастись отдыхом на тот случай, когда он мог бы ему очень понадобиться.
Где-то посреди ночи дверь распахнулась. Охранники вытащили его из постели. “Давай, сын шлюхи!” - прорычал один из них. Другой наотмашь ударил его по лицу, отчего его голова откинулась назад.
Ах, думал он, пока они тащили его по коридорам в комнату, куда он никогда раньше не заходил. Наконец-то перчатки сняты. Он боялся - он был бы идиотом, если бы не боялся, - но он также испытал странное облегчение. Он ждал такого момента. И вот он настал.
Охранники швырнули его на жесткий стул. Яркий свет ударил ему в лицо. Когда он невольно отвел взгляд, он снова получил пощечину. “Лицом вперед!” - крикнул охранник.
Из-за этой пылающей лампы проскрежетал валмирец: “Ты был тем, кто отправил несколько сотен людей каунианской крови на юг, к Валмиерскому проливу, на смерть за грязное колдовство твоего королевства”.
“Я ничего не знаю о...” - начал Лурканио.
Еще одна пощечина чуть не сбила его со стула. “Не трать мое время ложью”, - предупредил блондин за лампой. “Ты пожалеешь, если сделаешь это. Теперь отвечай на мои вопросы, ты, вонючий, никчемный мешок дерьма. Ты был тем, кто послал этих людей на смерть ”.
Это был не вопрос. Это не имело значения. Важно было то, что валмиерцы, в конце концов, знали, как играть в игру допроса. В голове звенело, во рту ощущался вкус собственной крови, Лурканио пытался собраться с силами. Если бы он признал обвинение, он был бы покойником. Это все, что он мог видеть. “Нет”, - сказал он разбитыми губами. “Я не был тем единственным”.
“Лжец!” - крикнул следователь. Один из охранников ударил Лурканио кулаком в живот. Он застонал. Во-первых, он ничего не мог с собой поделать. С другой стороны, он хотел, чтобы они думали, что ему хуже, чем он был на самом деле. “Значит, это был не ты, а?” - усмехнулся валмирец. “Правдоподобная история! Ну, если ты говоришь, что тебя не было, то кто был? Заговоришь, подземные силы сожрут тебя!”