Из тьмы

Тертлдав Гарри

“Поздравляю вас обоих”, - сказал Гайнибу. Он все еще выглядел как человек, который иногда слишком много выпивал, но он не походил на человека, который делал это в последнее время. Как и в его королевстве, он восстанавливался после оккупации. Он продолжил: “Я думал о том, какой подарок тебе преподнести, и я верю, что нашел хороший”.

“Вы слишком добры, ваше величество”, - пробормотал Скарну. Меркела хранила молчание. Разговор с королем казался ей еще более странным, чем брак с дворянином.

Гайнибу сказал: “Поместье, ранее

принадлежавшее покойному графу Энкуру и его сыну, покойному графу Симану, было признано недействительным в пользу короны из-за их измены и сотрудничества с врагом”. Скарну кивнул. Это было дворянское поместье, ближайшее к Павилосте. Он имел большое отношение к гибели Энкуру; он и Меркела оба имели большое отношение к убийству Симану. Король продолжил: “Я задумал перевести это поместье из графства в маркизат и передать его вам двоим. Таким образом, я знаю, что оно останется в надежных руках. Что вы скажете на эту идею?”

Скарну взглянул на Меркелу. Ее глаза светились изумленным восторгом. Теперь она нашла слова: “Мы говорим: спасибо вам, ваше величество. Благодарим вас от всего сердца”.

Со смешком заметил Гайнибу. “Она уже говорит за тебя, не так ли? Что ж, я рад, что ты доволен. Это также позволит тебе сбежать от Красты и ее, к сожалению, неправильного отпрыска. О, да, я слышал об этом. И могу я внести одно предложение?” Он не стал ждать ничьего одобрения, прежде чем дать его: “Возьми с собой столько своих домашних, сколько пожелаешь”.

Меркела громко рассмеялась над этим. Чуть более неохотно рассмеялся и Скарну. Он не думал, что его сестра будет очень счастлива. Он также не думал, что короля Гайнибу это волнует.

До тех пор, пока он видел только их солдат, Сидрок мог сохранять свое восхищение альгарвейцами. Их воины знали, что делали. Даже несмотря на то, что шансы были против них, а они, безусловно, были сейчас, пехотинцы и команды "бегемотов", а также люди, обслуживавшие "яйцекладущих" и "драконьих крыльев", выполняли свою работу с деловитостью, которой он никогда не видел у своих соплеменников, у ункерлантцев или у янинцев (не то чтобы последнее о чем-то много говорило).

Однако сейчас бригада Плегмунда фактически находилась в Алгарве, сражаясь не за то, чтобы передать войну ункерлантцам, а за то, чтобы не допустить их в Трапани. Сидрок и его товарищи больше имели дело не только с альгарвейскими солдатами. Им приходилось иметь дело и с альгарвейскими гражданскими лицами. И альгарвейские гражданские лица, мягко говоря, не произвели на него впечатления.

“Уберите свое дерьмо с дороги, леди!” - крикнул он женщине, которая, казалось, намеревалась забрать все, что у нее было, с собой, когда она бежала на восток, хотя у нее была только крошечная ручная тележка, чтобы все это перевезти. “Убери это с дороги, или мы, прелюбодействуя, хорошенько уберем это с дороги для тебя”.

Женщина, о которой шла речь, была из тех полных женщин средних лет, которые зарабатывают на жизнь управлением своими городами - и делами своих соседей. Ей не нравилось получать приказы, а не отдавать их. “Я не знаю, к чему катится мир, - сказала она, - когда по улицам наших городов разгуливают варвары”.

“Спасибо,

леди”, - весело сказал Сидрок. “Если вы не дадите нам сделать то, что мы должны делать, сюда ворвутся ребята короля Свеммеля. Ты думаешь, мы варвары? Мы на твоей стороне, ты, тупой придурок. Это место захватывают ункерлантцы, их выстроится человек двадцать, и они все будут приставать к тебе - если не решат, что ты слишком вонючий урод, чтобы тратить на тебя член, и вместо этого разобьют твою тупую башку.

Его отделение - фортвежцы и пара блондинов из Валмиерской фаланги, для которой настали еще более тяжелые времена, чем для бригады Плегмунда, - хрипло рассмеялось. Альгарвейская женщина разинула рот, как будто не могла поверить своим ушам. “Я найду цивилизованного мужчину”, - сказала она и убежала.

Ей не пришлось далеко метаться, прежде чем найти лейтенанта Пулиано. Он прервал ее, когда она начала рассказывать свою историю горя. “Заткнись”, - сказал он. “Я слышал капрала Сидрока, и я чертовски хорошо знаю, что он прав”. Он махнул рукой. “Продолжайте рыться в ее вещах, ребята. Ей это не нужно, и это просто мешает ”.

Сидрок пнул птичью клетку с медной проволокой, как будто это был футбольный мяч на поле. Дверца распахнулась, когда она покатилась. Пара вьюрков из Шаулии - блестящие маленькие птички, все алое, золотое и зеленое - вылетели оттуда и улетели. Он надеялся, что у них все будет хорошо так далеко от дома. Война была не их виной.

“Продолжайте двигаться!” - крикнул лейтенант. “Если увидите еще мусор на дороге, просто проезжайте через него”.

Сеорл именно так и поступил и, казалось, получал немалое удовольствие от того, что топтал имущество, которое альгарвейцы в городе собирали всю жизнь. “Вы спрашиваете меня, эти сукины дети не заслуживают победы в войне”, - сказал он. “Если они не могут понять, что, черт возьми, важно, а что им лучше оставить позади, нижестоящие силы приветствуют их”.

По всем признакам, власти внизу собирались прибрать к рукам множество альгарвейцев, независимо от того, знали ли они, что делать со своим добром. И они, вероятно, доберутся и до меня, подумал Сидрок. Он пожал плечами. До сих пор он придерживался рыжеволосых. Он не мог бросить их сейчас.

Он даже не мог снять свою форму, найти гражданскую одежду и сделать все возможное, чтобы притвориться, что он никогда не был в армии. Он выглядел настолько непохожим на альгарвейца, насколько это было возможно для любого человека с этой стороны черного зувайзи. У него было бы больше шансов притвориться ункерлантцем.

По крайней мере, несколько альгарвейских солдат делали все возможное, чтобы выскользнуть из войны. Возможно, некоторым из них это сошло с рук. Не всем это удалось. Когда люди из бригады Плегмунда выходили из города, они прошли мимо трех рыжеволосых трупов, свисавших с деревьев на обочине дороги. Плакаты, привязанные к их шеям, предупреждали: "вот что достается дезертирам".

“Они заслуживают этого”, - сказал лейтенант Пулиано. “Любой, кто отказывается от своего королевства, когда оно нуждается в нем больше всего, заслуживает всего, что с ним происходит, и даже больше”.