Из того ли то из города
Шрифт:
Шагах в пятидесяти - всадники. Степняки. Впервые так близко видит. Одежды серые, как будто кафтаны. По груди блестки разбросаны, должно быть, пластины из кости или металла какого. На головах - шеломы, над шеломами - кисточки. Из перьев, что ли? Сабли кривые на боку, лук в сагайдаке, небольшой круглый щит за спиной, копье длинное, аркан с седла свешивается. Кони невысокие, но крепкие. Рыжей масти. Сбруя простая. И чего это люди сказывали, будто разряжены степняки, словно на пир княжеский собрались?
Откуда взялись? Ничего не слышал. Поговаривали, что они копыта лошадям ветошью какой обматывают,
Все, как у Святогора научился. Кукушка б два раза прокуковать не успела, а уж застыл на дороге перед степняками богатырь, к бою изготовившийся. Щит на левой руке, верхний край чуть выше окончания наносника, обнаженный меч - в правой. Чуть поерзал в седле, прочно сидит, удобно; движения коня коленями чувствует.
Странно Илье как-то. В первый раз ему в настоящую схватку вступить. Хоть и бился до этого боевым оружием, а внутри понимал - до смертоубийства не дойдет. Сейчас же - не Святогор перед ним, не Рада - враг. Может, и не все из них прежде в сечах участвовали, но уж то, что промеж ними опытные воины имеются, тут спору нету. Эх, кабы один был, а то вон сколько высыпало. Впрочем, выбор невелик: или спину показать, или бой принять. Чего медлят? Боятся, что не один он? Добро, сами начнем. Ждать да догонять, как известно, хуже всего.
Стоило, однако, Илье чуть тронуть коня, как степняки завопили на разные голоса, похватали: кто сабли, кто арканы, и рассыпались ему навстречу. Не стали стрелами засыпать; мнят, должно быть, на веревке за конями в стан свой притащить. Слышал Илья, что у них это за доблесть великую почитается. Поглядим, какая вам нонче доблесть выйдет...
Отскочила сабля от щита, полетел на дорогу всадник, сбитый могучей грудью коня Ильи, еще один на сторону свесился, как богатырь снизу вверх меч вздернул. Шалишь, сила вражья!.. Это вам не с мирными хлеборобами тешиться!..
Со стороны глянуть - ровно стая собак на волка посреди дороги набросилась. Ржание, топот, визг, лязг... На дыбы встают кони, взлетает и опускается железо, до плоти жадное. Разом откатывается стая, кружится вокруг, улучив момент, разом набрасывается. Не дают роздыху, времени оглянуться. Кабы не уроки, Радой преподанные, как степняки бой ведут, лежать бы богатырю на сырой земле, клыками-саблями порастерзанным... Но нет, держится Илья. Огрызается страшно. Бойся под взмах меча его угодить. Еще трое могли б об этом порассказать, да теперь уже ничего никому не скажут. Ушли в дорогу дальнюю, в Степь небесную.
Казалось бы, остальным наука, ан нет, вконец остервенели. Пластают саблями, только успевай уворачиваться, меч со щитом подставлять. Еще и конь помогает.
Отскочила стая вдругорядь, и вдруг... наутек бросилась. Врешь, не уйдешь!.. Нет пощады ворогам лютым. Только они и удирая зубы щерят. Летят навстречу Илье стрелы; на скаку, обернувшись назад, мечут. Ничего, и это знакомо. Сколько раз Рада показывала. Мог бы и сам стрелой снять, да как-то не по-богатырски это, в спину. Ну да все равно не уйти вам от возмездия справедливого, как не старайтесь. Чуют, видимо, коней вправо-влево бросают, ровно зайцы. Илью тоже, словно азарт охотничий охватил. Только и видит, что степняков удирающих, а о чем еще Рада предупреждала, и не вспомнит.
Тогда вспомнил, как из леса на место открытое вымахнули. Охолонул Илья маленько, так уж поздно. Угодил-таки в западню. Прямо на лагерь степняков выскочил, что вокруг города расположились. Так обложили, мышь не проскочит. Насколько видать, сплошь шевеление. И город сам виднеется, и вроде как река позади него, и холм по левую руку, чем-то на шелом смахивающий. Не на самой вершине, а пониже, там, где площадка ровная, шатер, должно быть предводителя ихнего. Еще несколько шатров в людском муравейнике различимы. Сколько его тут, войска степного, не счесть. И шум стоит. Как можно было его не услышать? Разве что сдуру.
А те, которые удирали, развернулись, скалятся. К ним еще на подмогу подтягиваются. И справа, и слева, будто из-под земли повынырнули. Оглядываться не стал; даже если и нет там никого, спины не покажет. О спасении нечего и думать; тут уж ничего не поможет - утыкают стрелами, ровно ежа, не увернешься. И опять, как на дороге лесной, медлят чего-то. Даже вроде как нападать не собираются. Поглядывают в его сторону и о чем-то лопочут.
Потом ускакал один, во всю мочь. Те, что рядом с ним были, Илье руками машут. Не поймешь, чего сказать хотят. Так, по виду, успокаивают. Погоди, мол, не ерепенься. Ждут чего-то. Или кого-то. Ладно, подождем. Некуда торопиться.
Спустя время, возвращается. Мешок поперек седла перед собой везет. Подъехал к остальным, скинул, и оказалось, не мешок вовсе, а человек. Сгрудились вокруг него степняки, залопотали, в сторону Ильи руками машут. Потом расступились, концом копья толкнули, иди, мол. Глядит Илья, а человек-то вроде не из степняков. Наш человек. Тощий только больно. Рубаха едва не спадает, и порты непонятно на чем держатся. Даже веревку, в поясе перехватить, не дали.
Подошел, остановился. Рукой под носом провел, шмыгнул как-то по-детски.
– Михеем меня кличут, - говорит.
– Послали меня к тебе бусурманы на беседу, чтоб, значит, предложение сделать.
– Переговорщиком, - невольно улыбнулся Илья, уж больно нелепо тот выглядел. Весен сорок разменял, а видом, ровно мальчишка. Даром что бородкой козлиной обзавелся.
– А ты не смейся. Хоть горшком назови, лишь бы не в печь. Так, значится. Предлагают тебе шатер белый, шелковый, роздых, еду-питье, какие пожелаешь, с одним условием...
Нахмурился Илья. Знаем мы ваши условия, да не на того напали.