Из того ли то из города
Шрифт:
А как же люди? Что с ними? Ни живых не видать, ни мертвых. Никто не копошится на пожарище. И вообще никого живого не видать. Ветер пепел да золу гоняет с места на место, а больше никакого движения не видать. Ворон нет, следов зверей диких - тоже. Хотя пожарище свежее, не более недели. А еще тишина особенная, не смотря что звуков всяких полным-полно. Уж не приключилось ли в этих краях болезни какой, от которой только так и спастись можно? Увели скот, увезли хозяйство, да и подожгли? Редко такое случается, однако ж бывает.
Насторожился Илья. Вроде как шевеленье впереди обозначилось,
Идет Илья, спокойно, размеренно, чтобы не спугнуть ненароком. А та вроде как не слышит, роется себе. Только когда звякнул ненароком кольчугой о стремя, услышала, прянула в сторону, поднялась на задние лапы и оказалась не собакой, а человеком.
Сколько лет - не определить, до того сажей вымазан. Рубаха, порты, серое все, пепельное. Волосы с одной стороны головы свисают, ровно пакля, с другой - торчмя торчат. И взгляд пронзительный такой, вызывающий.
– Здоров бывай, человече, - остановился Илья.
Тот немного помедлил с ответом, затем буркнул неприветливо.
– Здоровей видали...
Опешил Илья. Не ожидал такого приветствия ответного. Обидным показалось. Нахмурился. Посуровел.
– Ишь, надулся, ровно мышь на гречу... Испугались тебя, как же... Богатырь... Герой... Один такой, али много вас? Остальные где - по лесам прячутся?
– Ты чего несешь-то? Умом рехнулся?
– грозно спросил Илья.
– Какие-такие остальные? Кто по лесам прячется? С чего бы это?
– С чего бы это...
– поддразнил селянин. С какой-то болью в голосе.
– Вопросов насыпал, что баба гороху. Где ж ты был, ежели ничего не знаешь?
– Где был, там уже нету, - по-прежнему сурово отвечал Илья.
– Далеко был.
– Вестимо, далеко. От степняков подалее...
Вот оно что. Как это он раньше не подумал? Припомнилось, что пятна эти самые черные, непонятные, цепью вытянулись. По-иному вокруг себя глянул. И сразу - заволокло глаза дымкой туманной. Откуда-то из глубины существа его раздался голос Боянов; на всю жизнь оставшуюся, видать, песню его запомнил. Все разглядел, все увидел, как и что случилось, как деревенька крохотная в пожарище обратилась.
– Ты, богатырь, того... Не из черниговской дружины, что ли, будешь?
– услышал он сквозь видение. Очнулся. Не сразу в себя пришел. Дышать тяжко, глаза набухли. Не жалость, - злость - солью готова из глаз выплеснуться.
– Черниговской?..
– Ну да, - селянин смотрел на него уже не сердито, а скорее с любопытством.
– Ты сам-то откудова будешь?
– Сказано же тебе было, издалека.
– Так ты что ж, и про город не слыхал, который Черниговом прозывается?
– Может, и слыхал... Не упомню.
– А коли не упомнишь, что за нелегкая тебя сюда занесла?
– Про то сам знаю. Скажи лучше, степняки здесь, стало быть, погуляли?..
– Они самые.
– А люди где?
– Кто где. Кто успел - в лес ушел,
– И много их было, степняков-то?
– Так кто ж их считал?.. Налетели тучей, пограбили, попалили, и дальше подались.
– Куда?
– На кудыкину гору. Тебе-то зачем знать?
– А чтоб случаем не встренуться, - хмуро ответил Илья. Ну и народ в этих краях!.. Ты к нему с добрым словом, а он на тебя с дрекольем. Ладно, без него управимся. Взгромоздился в седло, приладился.
– Ты чего это, и впрямь, что ли, вдогонку метишь?
– недоверчиво глянул селянин.
Ничего не ответил Илья. Тронул коня, подался шагом. Нечего время понапрасну терять.
– Слышь, погодь...
Остановился Илья. Но не обернулся. Селянин подошел, глянул снизу вверх.
– Ты что, и вправду?.. Много их, очень много. Город осадили, а иные по округе поживы ищут. Какую деревню нашли, тех всех... Кому повезло, те в земле лежат, а кому не судьба - тех в полон увели. Ну и еще, кто в лес успел... Ты погоди, осуждать-то...
– сказал он, склонив голову и уставившись в землю.
– Помереть, оно особо ума не нужно. А надо ж кому-то и землю поднимать, как хищники окаянные в Степь свою проклятую возвернуться... И жизнь продолжать. И помнить. Ты не взыщи, ежели не по-твоему что сказано. Ждали мы, придет дружина из города на помощь, погонит супостата, да так, чтоб навек зарекся... Не дождались... Так-то вот...
Селянин замолчал. Молчит и Илья. А что тут скажешь? Нешто попрекнешь, что жив остался, что под саблю степную, али под стрелу, не сунулся? Опять тронул коня, но селянин не остался на месте, рядом идет.
– У тебя здесь кто жил?
– тихо спросил он.
Кто здесь у Ильи мог жить? Но и отвечать невежеством не хотелось. Как-то само с языка сорвалось.
– Так, мальчонка один...
– А где?
– В Березовом...
– Вон оно как...
– протянул селянин и остановился.
– Даже не знаю, чего и пожелать...
– А ничего не надо. Чему суждено, того не миновать.
– Оно, конечно, верно... Вот, на, возьми, - вдруг встрепенулся селянин, полез за пазуху, достал грязный кусок полотна, развернул и протянул Илье маленький обгорелый кусочек хлеба.
– Бери, бери, я себе, может, еще отыщу.
– Спасибо, - Илья бережно принял хлеб и аккуратно убрал в суму.
– Ну, прощай. Не знаю, свидимся ли...
– А тут и знать нечего, - селянин повернулся спиной и неторопливо, не оглядываясь, побрел на пепелище.
– Ну, это еще бабка надвое сказала, - негромко буркнул Илья и пришпорил коня.
Не стал во всю прыть пускаться, дорога-то незнаемая. Сколько тут до этого самого Чернигова? Хорошо бы, конечно, порасспросить кого, ну да на худой конец и сами разберемся. Тут ведь что главное? Подобраться незаметно, высмотреть, что к чему, а уж далее и решать, с какого боку за дело взяться. Ну и в засаду не угодить. Только какая тут может быть засада? С чего бы тут взяться?
Подумать не успел, шваркнуло что-то по спине, по щиту. Остановил коня, поднял на дыбы, развернулся резко.