Из того ли то из города
Шрифт:
Чуть шевельнулась пола, мышь-полевка в гости пожаловала. Ну, хоть какой гость, жаль, угостить нечем. Только и осталась та корка, что погорелец на дороге отдал. Глядит на нее, хоть какое развлечение. А она шмыгает, во все стороны разом, и совсем не боится. Вспомнилось, поговаривали старики, мышь увидеть - хорошая примета. К добрым вестям. Обмишурились, значит. Откуда тут добрым вестям взяться? Нешто князь киевский с дружиной богатырской на выручку спешит? Так что сплоховала ты в этот раз, мышка-норушка... Помотал Илья головой, неужто морок приключился? Потому как нет никакой мыши, сидит, совсем по-собачьи,
Знать, не сдержали слова данного, подослали волкодлака. Волк - зверь осторожный, в середину становища не сунется. Вздохнул Илья, ну, значит, так тому и быть. Коль удастся справиться, надо отсюда выбираться. К городским воротам пробиваться.
А волк вроде как встряхнулся. Пробежала дрожь от морды до кончика хвоста, и показался перед Ильей человек в доспехе, как у него самого. Ну, или почти таком. Русоволосый. Ежели по лицу судить, годами Илье равен, а ежели по глазам - постарше Святогора будет. Сел, скрестив ноги, совсем как степняк, прищурился, да и говорит:
– По здорову будь, Илья Иванович. Извини, что незваным заявился, - тут выбирать не приходится.
– И тебе по здорову, - отозвался Илья.
– Не знаю только, как звать-величать.
– Неужто не догадался?
– Незнакомец с сомнением покачал головой.
– А ведь слышал... Кто Волхом кличет, кто Вольгой, кому как нравится.
– Вон оно что...
– протянул Илья и с любопытством уставился на гостя, словно желая рассмотреть получше.
– Чего уставился, не на смотринах, чай. Знаешь, о чем разговоры по становищу идут?
– Ну?..
– Злобятся. Не затем пришли, чтоб забаву богатырю своему устроить, - за добычей. А тут ты им - как кость поперек горла встал. Недоброе замышляют.
– То-то я и гляжу, шумят нонче как-то по-иному...
– Шумят - ладно, брехливая собака редко кусает. Извести тебя мыслят. Но только так, чтоб не в открытую. Чтоб с росстани сразу и вправо, и влево пойти.
– Это как это?
– не понял Илья.
– А так. Подкинут, как заснешь, аспида ядовитого, а скажут - сам заполз.
– Так ведь слово дадено?
– Слово - оно до поры, до времени. Видать, приспела пора-то.
– То не слово, то - лжа.
– Тебе - лжа, а им - хитрость военная. Али сам не видал, как они спиной к противнику оборачиваются, чтоб в засаду заманить?
Посуровел Илья, нахмурился - туча тучей. Невольно к мечу потянулся.
– Нешто думаешь все войско ихнее в одиночку одолеть?
– улыбнулся Волх.
– Такое и старым богатырям не всегда под силу было.
– Сколько смогу, одолею, а с остальными - может, из города на подмогу кто выйдет.
– Не славно, в городе-то. Врасплох их застали. Многих побили.
– Ну, значит сам...
Снова улыбнулся Волх. Хитро так.
– Не затем я здесь, чтоб вот так, за здорово живешь, защитника земли нашей да ворогам на потеху и поругание. Замешкался я на пути, никак раньше не пришлось. На два дня ты степняков под стенами придержал, люди тебе за то в пояс поклонятся. Так что, Илья Иванович, ложись-ка ты спать, ни о чем не печалясь, дальше - моя забота. Верь слову, завтра к полудню не останется здесь
– уговор: нет меня здесь, и не было.
Илья было рот раскрыл, - спросить хотел, - а Волх шмыгнул мышью под полог, и нет его. Нет, как не было. Или все-таки было?..
7. ПРЯМОЕЗЖАЯ ДОРОЖКА ЗАКОЛОДИЛА, ЗАКОЛОДИЛА ДОРОЖКА, ЗАМУРАВИЛА...
Легко сказать, спать ложись! Самому-то хорошо, сгинул мышью, и вся недолга. А ну как и впрямь аспида подкинут? Это ж не открытый бой, грудь в грудь, тут коварство людское. Супротив него кто выстоит? Но с другой стороны, коли Волх сказал, сомневаться вроде как смысла нету. И начал Илья припоминать, что ему про богатыря этого рассказывали. Вот только припоминать особо-то и нечего.
Будто мать его от змея зачала, от того-то земля содрогнулась, как на свет народился, от того-то и язык зверей-птиц понимает, и перекидываться может. Умом и хитростью в отца пошел, лицом - в мать. То-то в лице его что-то женское проглядывает, что ни борода, ни усы скрыть не могут. Силушкой не обижен, хотя и не чета Святогору. Рос, говорили, не по дням, а по часам, - это, понятное дело, сказки. Учился, будто бы, у волхвов, по лесам непролазным да горам непроходимым, и всех их мудростью превзошел. Ну, тут, как раз, ничего мудреного нету.
Как же он со степняками совладать собирается? Что там еще про него сказывали?
Отроком дружину собрал, в чисто поле выехал, славу да богатство искать. С богатством дело ясное, ему зверья пушного наловить, что иному таракана лаптем прихлопнуть. А что до славы... Собрался как-то царь заморский Киев-град повоевать. Князь и пригорюнился, потому как силы у царя того было - видимо-невидимо. Тут Волх и объявился. О чем они там с князем договорились, про то не говаривали, а только ушла дружинушка хоробрая ратью в это самое царство заморское. И ведь не просто ушла, а повоевала! Волх этот самый то ли мышью, то ли еще кем перекинулся, пробрался в войско царское, и погрыз там все, до чего добрался. И тетиву у луков, и упряжь, и одежду, даже порты... Пока дружинушка подоспела, врагам и воевать нечем. Да и не в чем.
Представил себе Илья зрелище: бежит это по чисту полю войско неприятельское, мечами машут, саблями, - и все как один без порток... Прыснул.
Так, что там дальше-то было. А дальше затворилось поневоле это самое войско неприятельское, беспорточное, за стенами высокими, воротами железными, в порядок себя приводить. От этих стен-ворот только барану радость, лоб на крепость попробовать, а человеку таких ни за что не одолеть. Закручинилась дружинушка хоробрая: как быть, что делать. Разве головы буйные сложить под этими стенами. Один только Волх не унывает. "Этакому-то горю, да не помочь?" говорит. Обернулся мурашом, и дружину свою в мурашей обернул. Вместе с конями. Где вольготно, где впритирочку, пробрались сквозь стену, снова добрыми молодцами обернулись. Так и взяли на щит царство заморское. Там и остались. Нашли себе красных девушек, живут, горя не знают.