Из того ли то из города
Шрифт:
Повел. Илья прежде времени не стал в седло подыматься, сейчас лучше пройтись, поразмяться. Спокойно ему как-то, не то, что толмачу. Тому, сразу видать, не по себе. То ссутулится, то выпрямится, то по сторонам зыркает, то в землю уставится, то ветку сухую осторожненько переступит, то камень наподдаст... Илья же больше по сторонам поглядывает, что и как у степняков устроено, мало ли пригодится. Когда еще вот так в становище к ним попасть придется. Даже и не думает, почему-то, что одолеет его в бою смертном богатырь ихний. Ни силой, ни хитростью. Зато думает, хоть немного, а все осажденному городу передышка вышла - держат слово,
А степняки и не думали особо выбирать. Где окружили его давеча, там и собрались. Площадку собой обозначали. Кто на земле сидит, кто стоит, кто на коне. И не сказать, чтобы много их собралось. Оно не диво - сколько таких поединков одинаково да быстро кончалось; как Михей проговорился - наедет ихний богатырь, прихлопнет супротивника, ровно муху, и все дела. Чего тут смотреть-то? Охота была, ноги бить. Где он, вражина? Не видать...
– Ну что, Михей, проводил, на том спасибо. Пока в сторонке постой, только далеко не уходи. Как одолею аслана, понадобишься.
– Зубы он скалит, - дрогнувшим голосом буркнул тот.
– Ты хоть глянул бы для начала, с кем биться предстоит...
– Да как же я на него гляну, коли нет его?..
– Как же нет? Вон он...
Оглянулся Илья. Действительно, появился на другом конце площадки его супротивник. Гора горой, и конь под ним такой же. Не отличить, где оканчивается одно и начинается другое. Дородный степняк, а до Святогора далеко. Недоволен чем-то: ишь, покрикивает...
– Чего это он?
– Ругается. Говорит: думал, мол, богатыря, мне под стать, увидеть, а этот... Не знаю, как и перевести.
– А ты никак не переводи. Сам погляжу, что за птица. Ступай покамест...
Взмахнул Илья в седло, изготовился неторопливо. Щит на руке как влитой держится. Копье жалом змеиным смотрит. Ну, не подведи, кузнецова работа. Счастье сумел сковать, будем надеяться, что и оружие не хуже.
Супротивник тоже изготовился. Шарахнулись в стороны ближние степняки, как свое копье поднял, оно у него, ровно оглобля тележная. И конь злой, нетерпеливый, копытом бьет. Посмотрим, квашня, каков ты в деле.
Разом ударили копья, разом и разлетелись в щепу. Треск раздался, будто у великана какого порты надвое лопнули. Вихрем промчались один мимо другого всадники, каждый в конец площадки, осадили коней, развернулись и замерли. Крик полыхнул над степняками; будь в небе облака, до облаков бы достал. Те, кому поединок не интересен был, чуть головами повели, плечами пожали, да и вернулись к своим делам; всего и потехи-то.
Неужто кто против нашего устоять сможет? А те, кто площадку окружил, так и замерли: глаза в гривну, рот - что нора барсучья.
Кинул Илья взгляд суровый на Бугу-богатыря, потащил меч из ножен. Тот, хоть и опешил немного, а воин опытный. Сабля в ручище - в ладонь клинком, не меньше. Сошлись посреди площадки, потчуют один другого железом острым, однако ж никому не по нраву такое угощение. Меч или щит саблю встречают, сабля или щит - меч останавливают. Казалось бы: велика квашня, ан зацепить-то ее ой как непросто! И сам степняк не лыком шит, и конь у него к схваткам привычный. То как заяц мечется, то грудью вперед без удержу прет. Однако ж и степняк ничего с Ильей поделать не может. Страшно свистит сабля, иного б с первого маху на полы рассекла, а тут, как в народе молвится,
Бьются богатыри. Ни один верх взять не может. Уже и пар валит, что от них, что от коней их. Землю повздыбили, пылью мелкой вверх поднимается, окутывает поединщиков, оседает на лицах и доспехах. Уже стрелами быстрыми разнеслась весть по стану степняков, в которую поверить невозможно. Стоек оказался баатур неведомый, и никак с ним Буга не справится. Потянулись, чтоб своими глазами глянуть. Все теснее в толпе, потихоньку да помаленьку и размер площадки, где богатыри бьются, меньше становится.
Уже и солнышко посильнее припекать начало, уже и руки не так почасту вздымаются, даже железо не в прежнюю силу звенит, - и оно устало. Разъехались в очередной раз по разные концы, застыли. Махнул Буга ручищей, Михея зовет. Подошел тот, выслушал слова степняка, к Илье направился.
– Предлагает тебе, - говорит, подошедши, а у самого голос подрагивает от волнительной радости, и глаза горят, - на сегодня поединок закончить. Завтра продолжить. Негоже, мол, коли не искусством, а измором победа добыта будет. На правах хозяина предлагает, а ты у него вроде как гость будешь. Пока исход в чью-нибудь пользу не решится. А еще обещает, что коли тебе смерть приключится, отдать твое тело черниговцам, дать им день вольный на погребение и могилы твоей никому тревожить не позволит. Ловко ты его, - неожиданно хмыкнул.
– Вот чего не ожидал, того не ожидал...
– Добро, - согласился Илья.
– Только и ты ему напомни, чтоб не шли на попятную, коли моя возьмет.
Передал Михей. Гаркнул что-то Буга голосом зычным, разомкнулись степняки, дорогу давая. Повел Михей Илью обратно к его шатру.
– Ты теперь его, не знаю уж, как и назвать. Только он тебя убить может. Ежели кто вред тебе замыслит, не говоря уж о том, чтоб покуситься, он того надвое разорвет. Так что отдыхай спокойно, сил набирайся...
Где там, отдыхай спокойно. Нужно и меч заточить, и щит поправить, и доспех, куда сабля пришлась. Поглядел - и глазам своим не поверил. Зазубрины на клинке будто сами затягиваются, вот как рана на коже. Что же это за кузнец такой, опять подумалось, и что за железо, из которого меч сделан? А может и правду говорят, что нет вокруг ничего неживого, что все своею жизнью живет, не всем понятною, не всем заметною?..
Копье, правда, пришлось новое делать. Илья свое навершие подобрал, прежде чем в шатер возвратиться. А древки степняки принесли, несколько, на выбор. Без подвоха, без изъяна. Глядели, кто с интересом, кто со злобой затаенною, как выбирает, по руке меряет. Но - никто ничего. Должно быть, и впрямь богатырь ихний на расправу крут. Ему честная победа нужна. Ему, может, в кои веки раз подходящий супротивник повстречался.
На другой день повторилось все. Началось чем свет, и закончилось ничем. Никто не взял верх. Ни искусством, ни силою, ни счастьем. Сидит Илья вечером у себя в шатре, - копье заново изладил, оно, как и давеча, щепой разлетелось, повечерял, но отчего-то не спится ему. Шум за полотном иной нынче. Вчера был вроде как удивленный, а нынче - резкий такой, будто делят что-то, да никак не поделят.